Андре Гийу - Византийская цивилизация

В воскресные и праздничные дни византийцы надевали особую одежду. В одном из сборников чудесных историй приведена следующая: в первой половине VII в. человек, праздновавший свое 52-летие, участвовал во всенощной в честь святого Иоанна Предтечи в константинопольском храме, когда два человека, воспользовавшись его отсутствием, украли его гардероб. Вернувшись к себе, он лег спать, но утром, «когда он захотел сменить одежду на подобающую церемонии» и пойти на торжественную литургию, он заметил, что его одежда украдена. Он был вынужден отказаться от похода в церковь, куда, однако, его под страхом наказания обязывали идти правила братства, и лег спать, так как он не мог появиться на службе в простой одежде. Эволюция костюма в Византии известна плохо, можно выделить только некоторые черты моды того времени. Кажется, что к тунике ( stricharia ) и накидкам ( humatia ) из сукна, льна или шелка, более или менее богато украшенным, широким, длинным, задрапированным по-разному, добавляется в VII в. skaramangion , вид камзола с воротником, заимствованным у кочевников азиатских степей, который потом будет расшиваться золотом для императора и сановников, тогда как туника и накидки станут более узкими и приталенными, мужские и женские по покрою будут немного похожи. При Мануиле I Комнине (1143–1180 гг.) пышность византийцев будет удивлять Запад: это эпоха rouchos , вид западной длинной туники, — короткая одежда из шелка, открытая спереди, узкие рукава до локтей. Эта мода быстро распространилась, так как при Палеологах вернулись к прежним длинным, восточного кроя одеждам или носили иностранную одежду. Верхом утонченности для женщин была одежда из очень тонких тканей, несмотря на осуждение церкви. Одежда из шелка и парчи, тонкого натурального льна, даже грубой шерсти и холстины стоила очень дорого, так как обычная одежда стоила в VII в. три милиарисия, тогда как ежедневный бюджет составлял от 15 до 16 фоллов (менее одного милиарисия), тратили от шести до восьми фоллов, чтобы скромно питаться (Р. Д. Г. Дженкинс). Одежда была значимой, ее передавали из поколения в поколение, так как она была вложением денег: ее упоминания встречаются в завещаниях и дарственных.

Для византийцев семья — это маленький мир, упорядоченный, разумный и счастливый, центром его является женщина. В семье под ее управлением каждый играет свою роль. Молодая девушка выходила замуж рано, она была полностью подчинена своему мужу, с которым обращалась с нежностью и уважением. Она жила в доме, занималась домашней работой и чтением Священного Писания, далекая от городских развлечений, стеснявших ее свободу, не встречала никогда ни женщин легкого поведения, ни мужчин, которые не нравились ее мужу. Преданная, мудрая, спокойная и скромная, она избегала по советам ученых мужей Византии как религиозных, так и светских развлечений, всех пустяков, предназначенных для чрезмерных трат, в том числе украшений, которые ведут к разорению, так как никакие богатства не могут удовлетворить всех желаний женщины полностью. Примерная жена не ищет возможности восхищать тех, с кем она не имеет ничего общего, она считает более полезным вести хозяйство, а не предаваться пустым развлечениям. Женщину украшает ее скромный и спокойный взгляд и положение, впрочем, это самое большое удовольствие и для мужчины; идеальная женщина считает, что красота заключается в ее благоразумии. Та, что разукрашивает свое лицо, подобно цветущему лугу, по словам Иоанна Дамаскина (VIII в.), передающего следующим поколениям знания IV в., что румянит щеки разными тонами, белит лицо крахмалом или иным средством, подводит черным глаза, украшает шею, руки, волосы золотыми украшениями, использует различные благовония, должна считаться обольстительницей. Однако женщины в Византии не из тех, кто оплакивает свою судьбу или кажутся жалкими по сравнению с другими, примером мужества и энергичности для них служили образы женщин из Библии, помыкавшие Авимелехом, Давидом и другими. Таким образом, в средиземноморских странах мужчина живет общественной жизнью, а женщина управляет домом.

Семья — это уход за детьми, которых женщина должна успокаивать, когда они плачут, рассказывая им басни, истории о демонах или домовых или сказки, взятые из Писания, например о детстве Исаака и Иакова или Иисуса, или показывая им «страшных» кукол. Для византийца ребенок — это объект для умиления как для суровых представителей церкви, которые считали его воплощением невинности, так и для матери — работящей, стойкой, руководящей мужем, детьми, родственниками строго, чуждой каких-либо сантиментов; как мать Михаила Пселла в начале XI в., византийская мать при наступлении вечера укачивает ребенка, рассказывает ему библейские истории и запечатлевает на его лбу материнский поцелуй, когда он уже уснул.

Семья — это и воспитание детей, главная обязанность родителей, которые несут ответственность за их ошибки, сделанные по причине незнания. Кто сильно любит — хорошо наказывает: рекомендовались телесные наказания, они считались более полезными, чем словесные упреки. Это не было проявлением гнева родителей — они умели быть снисходительными, ничуть не отказываясь от своей власти. В детях воспитывали умение общаться: не приветствовалась дружба с невоспитанными детьми. Об образовании девочек особо заботились, особенно подчеркивалась роль отца, целью которого было воспитание идеальной супруги для мужчины, который когда-нибудь станет пожилым.

Семья для ребенка — это уважение родителей, помощь, подчинение им, обязанности, которые вознаграждались только самим фактом доставления удовольствия родителям. Мудрый, умный, хорошо воспитанный, справедливый и почтительный ребенок приносил славу своим родителям; считалось, что неразумный, плохо воспитанный, лживый, непочтительный ребенок передавал свои дурные качества потомкам.

Семья — это также братская любовь, и семья прирастала детьми, брат не имел права презирать бедного брата, отказывать ему в теплом — признак расточительности — приеме, когда тот появлялся в его доме. Семейный дом напоминал укрепленный город, если братья помогали друг другу, и делалось все возможное, чтобы избегнуть отдаления членов семьи и проживания вдали друг от друга. В тяге к семейному очагу очевидно просматриваются крестьянские корни.

Семья — это еще и счетная книга, в которой ежедневно фиксировалась сумма и цель расходов, сумма и источник доходов, равное внимание уделялось и тому и другому.

Семья — это, наконец, милостыня, подаваемая бедняку, когда он восклицал, проходя мимо: «Пусть милосердие не покидает ваш дом!»

Считая себя избранным народом, византийцы стремились распространить православие и делали это с чувством покорителей, в котором перемешивались их материальные и духовные интересы. Во второй четверти VI в., по словам анонимной сирийской хроники, армянский епископ Хардхост обратил в христианство гуннов-сабиров, живших на территории Дагестана на северо-западе Кавказских гор, и перевел для них текст Евангелия. Гунны в то время были кочевниками, питавшимися мясом и вяленой рыбой, но они уже знали пшеницу, вино, масло и греческие одежды благодаря своим пленникам, получавшим снабжение из империи. Последователь Хардхоста Макарий построил у гуннов первую церковь и посеял пшеницу. В агиографическом тексте говорится, что кирпичный алтарь и начало возделывания почв, которые должны были вначале прокормить священников, прельстили вождей других народов региона, и они потребовали таких же учителей (Ж. Ганем). Как правило, народы на новых завоеванных территориях переводились на оседлый образ жизни, кочевников окраин обращали в православие, гарантировавшее стабильные отношения с императором и империей, официально считавшиеся такими же важными, как и налоговые отношения. Подобная схема, повлекшая те же последствия, была применена по отношению к болгарам в IX и X вв. Климент Охридский стремился всеми средствами поддерживать слабый интерес, демонстрируемый болгарами к божественным вещам, и делал все, по словам его биографа, чтобы сделать их еще дикое существование более цивилизованным. Для того чтобы повлиять на души варваров, испорченные пищей, не угодной Богу, из империи он привез ветки фруктовых деревьев, которые он привил к диким, растущим на болгарской территории (Феофилакт Охридский). Таким образом, разведение деревьев и улучшение их культуры, которое дополняло проповеди, как всегда, наглядно подтверждаемые возведением алтаря, а в данном случае даже монастыря — места для молитв и примерного хозяйства. Византийцы никогда не отделяли божественный дом от земного, так как второй был для них частью первого.