Андре Гийу - Византийская цивилизация

Порядок мира, созданного Богом, — факт очень значительный для византийцев, так как каждый находит в нем свое место и сознательно выполняет какую-либо роль. Бог как «господин и царь» всего живого (Григорий Назианзин) участвует во всем процессе создания. Из этого следует, что для Бога нет никакого смысла изменять правильный порядок, и иногда он демонстрирует свою точку зрения. В одном из описаний чудес VII в. во славу святого Димитрия, покровителя Фессалоники, агиограф говорит о присутствии возле святого воина-защитника города «госпожи Евтаксии», покровительницы порядка и дисциплины, возведенной в ранг покровительницы. В обществе все зависит от порядка как в общественной, так и в частной жизни. В древнегреческом языке аномалия, нерегулярность являются синонимами переворота, нововведения, беспорядка и бунта. Порядок для византийцев — это еще и подчинение власти, союз и согласие между членами большого сообщества империи и ее главных составляющих — семьи и города. Согласие вытекает из любви к Богу, которая порождает православие, и из любви к ближнему, любви, которая может привести к настоящей теологии, познанию Бога — доступного лишь святым. Но есть и другая теология, менее божественная, но доступная многим, она отделяет человека от животного: она учит, что молитва — это уважение божественного творения и его земных проводников и создание справедливости в человеческом обществе.

Неизменность элементарного наставления в вере не мешала, однако, рождению и отмиранию местных и этнических особенностей. Можно составить историю многочисленных психологически разных регионов империи, ее достаточно изменчивых членов. Население экзархата и пентаполя, которое составляло два княжества византийской Италии с VI по VIII в. во главе с архиепископом Равенны, противопоставляло себя, вплоть до убийства представителей императора, защищая местные интересы — экономические или религиозные — какой-либо социальной группы (армия, латинское или греческое духовенство), и боролись с одинаковой силой с любой попыткой понтификальной власти покуситься на территориальную или религиозную независимость. Исполненная римских принципов единства империи, центральная власть в лице Юстиниана II смещала архиепископов и нотаблей, управлявших от своего имени, а не от имени императора. Византийское государство не могло представить себе регионализм внутри империи, даже если речь шла о признанном авторитете архиепископа Равеннского, со строгостью относящегося к подчиненным, — самого могущественного лица провинции наряду с папой. Этот анахронизм стал фатальным для власти: регион экономически относительно легко разорвал связи с далекой столицей, в то время как она жила более близкими ежедневными контактами. Автономия привела к разрыву с империей, так как экономические интересы Италии перестали совпадать с константинопольскими.

Подобная ситуация сложилась в Палестине и Сирии. Эти две провинции исповедовали монофизитство (учение о единой природе Бога), а потому преследовались представителями администрации и официального духовенства: монахи и духовенство вынуждены были иногда укрываться на персидской территории. Когда персы вошли в Иерусалим в 614 г., они выслали патриарха Захария и нотаблей города и передали власть монофизитам. Будучи в заключении, патриарх направил послание жителям города, в котором он сетовал, что они забыли о своем плененном положении и вернулись к нормальной жизни под персидским владычеством. Ссылка же нотаблей, которые были главными представителями правящего класса в Палестине, означала для страны скорее освобождение, чем потерю. В Сирии это ощущение было очевидным, так как там жили монофизиты, которые поддерживали персов. Когда персы заняли главные города, персидский правитель Ксеркс изгнал государственных епископов и вернул монофизитам, жившим в деревнях, церкви и монастыри, которые они потеряли в эпоху Маврикия (582–602 гг.). В Сирии, как и в Палестине, были восстановлены в своих должностях управляющие, которые были от них отстранены. Верность монофизитского населения правилам и догматам своей веры, которая всегда была присуща сирийцам, став сакральной, приняла удивительные формы. Ксеркс вернул монофизитским епископам городские кафедры, однако население Сирии отказалось их признать, так как эти прелаты не были освящены патриархом Антиохии — единственной церковной властью. Несмотря на недовольство прелатов, возведенных в этот ранг правителем персов, патриарх Афанасий освящал по традиционным правилам. Это сопротивление мероприятиям Ксеркса в условиях оккупации, а также желание монофизитов добиться признания их основных прав, мне кажется проявлением единства монофизитского общества перед властью. Это общество после греческого владычества, как в Палестине и Египте, с радостью приняло арабов, устуная им византийские гарнизоны и правительственных прелатов.

Проявление инакомыслия некоторых отдельных личностей не имело таких последствий для империи и должно рассматриваться, я думаю, как новые идеи, которые затрагивают только личность инакомыслящих, например теории Фотия, Никия Анкирского об отношениях церкви и власти, Плифона об управлении империей.

Во второй половине IX в. патриарх Фотий — человек действия, эрудит, философ, теолог, независимый ум и ярый защитник греческого православия — разработал государственную доктрину, новую и неожиданную для византийцев. Согласно ей, император — это законная власть, цель которой сохранять целостность империи, соблюдать и защищать установления Священного Писания, решения церковных соборов, существующих гражданских законов. Патриарх, «живое лицо Христа, символизирующее своими словами и поступками правду», отвечает за спасение верующих и передачу церковных канонов. Разделение властей противоречит традиционному единству самодержавия императора — посланца Бога на земле. Согласно теории Фотия, суверен отвечает за земное благополучие своих подданных, патриарх — за духовное, они должны действовать в тесном сотрудничестве, согласно постулату: «Управление государством, как и человеческое тело, состоит из множества частей, самые важные и нужные из них — это император и патриарх. Мир и благополучие подданных империи, как телесное, так и духовное, зависят от согласия между императорской властью и церковной». Интеллектуальная утопия? В любом случае, эта доктрина прожила не дольше своего автора.

Два века спустя один клирик, возможно Никита Анкирский, написал трактат, в котором он объясняет, что митрополиты и епископы составляют особую социальную группу, защищающую свои права перед императором и патриархом. Император не должен давать наставления митрополитам или вмешиваться в дела церкви, но он должен прислушиваться к их советам. Что это — претензия на независимость высшего духовенства провинции от персонифицированной власти императора и патриарха или мысль, сформулированная в императорских покоях? Это не известно, но известно, что прелаты жили в тесном взаимопонимании с гражданской властью и были частью администрации.