Николай Николаев - 100 великих загадок истории Франции

Наконец все уладилось, хотя и не совсем. Манон была уже согласна выйти замуж, а ее отец, который не был в восторге от «престарелого» жениха, всячески оттягивал свадьбу. Мученики философии рыдали – один в Амьене, другой в Париже, – и Манон писала Ролану душераздирающие письма, которые распаляли огонь в сердце сорокалетнего влюбленного: «Ты меня любишь, ты будешь меня любить всегда, я знаю, я верю и я это чувствую. Я предназначена тебе. Живу только для того, чтобы сеять цветы там, где ты пройдешь. Пусть нежное доверие защитит нас от охлаждения в разлуке и безнадежности, нам воздастся за терпение».

И вот свадьба состоялась. Замужество обернулось для Манон жестоким разочарованием. Она это признавала сама: «То, что произошло в первую брачную ночь, меня неприятно шокировало».

На самом деле ее шокировало открытие, что Ролан обычный мужчина: «Его жизнь, его привычки – все было связано с его работой, поэтому я его воспринимала бесполым философом, который жил только ради своей идеи». А философ предъявлял ей свои требования: жена должна петь и играть, пока он лежит на диване, разыскивать материалы для его работы, переписывать, вычитывать, исправлять ошибки в его статьях, и самое ужасное – заниматься стряпней, не забывая о больном желудке и печени мужа. Ей это очень не нравилось, но Манон не решалась признаться: «Я так уважала мужа, считала его мнение бесспорным и так боялась даже облачка недовольства на его лице. Ролан всегда был так уверен в своей правоте, что только через несколько лет я осмелилась ему возражать».

Если бы Ролан призадумался над своей семейной жизнью, он понял бы, что его красавица жена достойна и других радостей, кроме вычитки типографских ошибок в его статьях о хлопке или бархате. Уйдя полностью в свою работу, эгоист не по злобе, он искренне считал, что жена должна быть счастлива и горда тем, что разделяет его жизнь – скучную и бесцветную. Он был бы очень удивлен, этот бравый месье Ролан, любящий свою жену на свой манер, если б кто-нибудь ему сказал, что темперамент и яркая личность Манон требуют меньшего эгоизма и большего внимания. Манон сама это поняла и записала в дневнике: «Выйдя замуж с самыми серьезными намерениями, я не нашла в браке того, что меня так привлекало, при том, что я полностью посвятила себя мужу не по расчету, а по собственному желанию. Мой супруг вполне счастлив, но мне для полного блаженства чего-то не хватает».

Это «что-то» внесла в ее жизнь революция. Революция, принесшая месье Ролану портфель министра, а Манон – возможность заниматься политикой, спорить о будущем Франции, писать статьи в газеты, проводить время в окружении депутатов и, самое главное – любить, не обманывая своего дорогого и достопочтенного мужа. Сначала она влюбилась в депутата Банкаля – идиллия на фоне «больших революционных принципов». Но для рассудочной Манон любить не значило отдаваться телом. Банкаль в конце концов отказался от попыток заполучить эту женщину, которая никогда не теряла головы и призывала на помощь добродетель, строгость, характер, чтобы не оказаться в объятиях влюбленного мужчины.

Потом был Бюзо – депутат жирондист, молодой, неотразимо красивый. Он стал большой любовью в жизни Манон. Ее привлекла не столько красота Бюзо, сколько его характер. Вот что она говорила о любимом: «У него возвышенный характер, гордый ум, кипящая храбрость; его настроение переменчиво, то он пылает, то впадает в меланхолию и ужасно ленив…

Он создан для домашнего очага, с достойной подругой он забудет весь мир; но, брошенный в общественную жизнь, признает только правила суровой справедливости; их он защищает любой ценой. Друг всего человечества, способный на нежную привязанность, на возвышенные порывы и самые великодушные поступки, он бережно хранит свои убеждения и полностью отдает себя Республике».

Конечно, Манон не могла обманывать своего «почтенного старца», которого почитала «как отца». И она его предупреждала о своей любви, так как «Новая Элоиза» по-прежнему была ее настольной книгой. Ролан был так глубоко потрясен, что уже не имел сил сопротивляться врагам в Конвенте, и 22 января 1793 г. отправил прошение об отставке – письмо переписанное рукой Манон. Они покинули дворец и устроились в маленькой квартирке на улице Арфы. Ролан страдал и вздыхал. А тридцатидевятилетняя Манон жила мыслями о Бюзо. Но судьба разлучила всех их троих и навсегда.

Крах жиронды заставил Ролана и Бюзо бежать из Парижа. Манон осталась, была арестовала и заключена в тюрьму.

Ролан укрылся в Руане. Проскитавшись двадцать дней, Бюзо нашел убежище в Каене. Манон писала ему туда письма:

«Тираны могут меня заточить, но сломить – никогда. Даже в темнице я посвящаю свою жизнь супругу и берегу себя для друга, я обязана моим палачам сохранением верности долгу и любви. Не жалейте меня! Многие восхищаются моим мужеством, но они не знают о моем счастье…

Мы не можем стать недостойными наших взаимных чувств, это делает нас счастливыми. Прощай, мой друг, мой возлюбленный. Прощай».

Ей удалось переслать портрет любимого, который из суеверия она не хотела оставлять в тюрьме.

«Почему я отказалась от утешения смотреть на твой портрет? Он всегда со мной, спрятанный в моем сердце от нескромных взглядов, я чувствую его каждую минуту, часто омываю слезами. Те, кто способен любить как мы, несут в себе способность к великим поступкам – цена самых тяжелых жертв, компенсация за боль. Прощай! Прощай, мой любимый!»

В своем убежище, Бюзо читал эти письма, обливаясь слезами. «Будь счастлив по крайней мере от мысли, что столь горячо любим самым нежным сердцем… Прощай, мужчина, бесконечно любимый самой любящей женщиной! Живи, я могу тебе сказать, что с таким сердцем не все еще потеряно. Вопреки судьбе, мое сердце принадлежит тебе навсегда… Прощай! О, как ты любим!»

Восьмого ноября мадам Ролан предстала перед революционным Трибуналом. «Манон оделась во все белое. Ее черные тяжелые, распущенные волосы свободно ниспадали до пояса. Такая красота тронула бы самое черствое сердце, – рассказывал один свидетель. – Но она не хотела, чтобы ее жалели. Она выбрала белые одежды как символ чистоты своей души».

Через час «она вбежала в камеру столь легко и стремительно, как будто радуясь. Но жестом дала понять друзьям по несчастью, что приговорена к смертной казни». Прежде, чем сесть в повозку приговоренных, она успела написать Бюзо еще одно письмо: «Прощай, солнце, чьи светлые лучи принесли спокойствие в мою душу; прощай, единственный друг, чье лицо меня так волновало. Прощай! Нет, я расстаюсь, но только не с тобою: покинув землю, я стану ближе к тебе».

Огромная статуя Свободы стояла рядом с гильотиной. Манон смотрела на нее с повозки и прежде, чем шагнуть к небытию, прошептала: