Николай Николаев - 100 великих загадок истории Франции

И тогда в среде португальских, а затем испанских и итальянских моряков поползли слухи о том, что где-то на побережье Африки, если плыть вдоль него к югу, расположено устье той самой золотоносной реки – Рио-де-Оро, – которая течет через земли богатого африканского правителя и несет вместе с илом золотой песок и самородки. Слухи ширились, обрастая все новыми и новыми подробностями, и, наконец, в 1346 г., в День Святого Лаврентия, от берегов Майорки отчалило судно каталонского моряка Жакме Феррера. Он вел свой корабль на поиски заветной Золотой реки…

Но эта экспедиция сгинула бесследно. Полное отсутствие каких-либо упоминаний о плавании Феррера в позднейших хрониках позволяет сделать вывод о том, что либо результаты этой экспедиции были плачевны и о них даже не стоило говорить, либо ее участники пропали без вести. Второе предположение наиболее вероятно.

Название Золотой реки до сих пор сохраняется на географических картах. Спустя много лет после исчезновения Феррера португальские и испанские моряки, так и не найдя заветной реки, назвали этим именем небольшой залив у побережья Вилья-Сиснерос, действительно напоминающий собой устье реки. Только золота здесь никакого не оказалось. Но тем не менее эта пустынная, безотрадная местность, почти не имеющая никакой ценности, носит гордое название Рио-де-Оро – Золотая река – как напоминание о еще одном географическом заблуждении Средневековья.

Главной целью Столетней войны был, без сомнения, контроль за Парижем и Парижским районом. Конфликт, о протяженности которого говорит его название, в действительности состоял из кровавых эпизодов, прерываемых длинными периодами затишья, и был, прежде всего во Франции, примером настоящей гражданской распри, нежели франко-английского противостояния. Ибо, чтобы установить контроль над Францией, англичане признавали стратегически важным опереться на внутренние конфликты, которые царили там.

Таким образом, Арманьяк и бургундцы, все французы, но сторонники герцога Орлеанского, с одной стороны, и приверженцы герцога Бургундского – с другой, избирали каждый свое поле битвы. И главной целью всего конфликта, повторяем, был Париж. И неудивительно, что Иль-де-Франс оказался в результате Столетней войны одним из наиболее опустошенных в королевстве. Арманьякцы и бургундцы укрылись там в лагерях, расположенных под прикрытием лесов, опоясывающих столицу, и чтобы существовать, решились на разграбление окрестных городов и деревень. Целые города были опустошены и обезлюдели на десятилетия в связи с массовыми убийствами или по причине эпидемий и голода.

Шатр с XVIII в. – прелестный городок Арпажон

Такая же судьба постигла город Шатр, который был уничтожен при жутких обстоятельствах, сегодня напрочь забытых…

Не пытайтесь разыскать Шатр на карте Парижского округа. В наши дни и с XVIII в. это прелестный городок Арпажон. Окруженный богатыми землями и красивыми лесами, он, кажется, был заселен с галльской эпохи и стал затем, из-за своих ключевых позиций на парижском юге, целью ссор между крупными феодалами. Именно в этот период, в 1360 г., в разгар Столетней войны, и произошли эти события, названные «кровавой пасхой Шатра».

В том году король Эдуард III Английский пересекал страну в одном из самых кровавых своих конных набегов и, опустошив Бургундию и Ниверне, не встречая сопротивления, решил податься на юг, к столице, одним из «запоров» которой и был Шатр. Утомленные неделями убийств и грабежей, его войска наткнулись на запертые ворота города и расположились лагерем поодаль.

Предупрежденные заранее о нежеланных визитерах, жители укрылись за стенами городка, население которого значительно выросло благодаря беженцам из окрестных деревень, не способным в одиночку сопротивляться английской армии. Здесь нашли приют обитатели Эгли, Авренвиля, Шептенвиля, Буаси, Турфу, Сан-Сюльпис-де-Фовьер… На всякий случай его церковь, расположенная в центре города, также была укреплена и служила штаб-квартирой руководства обороной и в конечном счете последним убежищем.

Неизвестно, случайно или преднамеренно в церкви возник пожар – аккурат на Пасху. Воспользовавшись тем, что жители города борются с огнем, англичане приблизились к стенам города и поднажали на ворота, которые, как по волшебству, открылись. Наверняка имела место измена, и несколько сотен солдат ринулись к центру города, где все были заняты тушением церкви.

Вначале массовые убийства развернулись на улицах города, которые буквально захлебнулись в крови. Все, кто там проживал, независимо от возраста или пола, были подняты на копья или шпаги.

В таких условиях несколько тысяч жителей торопливо заперлись в церкви, на какое-то время превратившейся в крепость.

Англичане, у которых не было времени на осаду и которые больше думали о близком Париже, задумали воспользоваться утихшим было пламенем и раздули огонь. Через несколько минут все здание, построенное из горючих материалов, полыхало как факел. За считанное время сгорело заживо 900 человек. Когда двери выгорели и открылись, триста оставшихся в живых жителей выбрались наружу, но были тут же схвачены солдатами, уложены в ряды на площади и без разбора заколоты. После чего весь город был разграблен и сожжен. Шатр перестал существовать.

В этом локальном холокосте уцелел один-единственный человек. Никто так и не смог объяснить, как ему удалось уцелеть в горящей церкви и последующем геноциде и добраться до Парижа. Но, прибежав туда, он рассказал о том, что видели его глаза. История сохранила имя этого человека. Он назвался Жаном де Венетом и именно ему послали первую помощь из Парижа в несчастный Шатр, переполненный пеплом и трупами. Около двух тысяч человек погибли в этом массовом убийстве, сегодня совершенно забытом.

В следующие дни англичане, обошедшие в конечном счете Париж, вернулись в Англию, унося с собой богатые воспоминания о конном походе в Бургундию и далее – самом кровавом рейде за всю историю Столетней войны.

Этот грозный король был некрасивым, дородным человеком невысокого роста. Его длинный нос нависал как клюв над полными губами. Будучи хитрым, неискренним, недоверчивым, он вызывал к себе скорее страх, чем симпатию и любовь. Однако под его лысым черепом скрывался светлый и удивительно практичный ум. «Франция – это я», – говаривал он. Это чувство гордости и действия в интересах укрепления королевской власти сделали его, несмотря на ошибки, главой монархической династии, которая сумела пробудить национальное сознание.