Израиль Меттер - Мухтар

- Ясно, - сказал моряк. - Я бы не расстался с ним, но супруга опасалась, что он искусает сынишку.

Больше они в питомнике не появлялись.

Шло время, течения которого Мухтар не замечал и не понимал. Он знал свою работу, скучал, когда проводник уходил в отпуск.

Сменился сосед по клетке справа: беднягу Дона списали по старости, у него провисла спина и стерлись клыки. Дуговец свез его в ветеринарную лечебницу и вернулся оттуда уже один.

Овчарки снова стали именоваться "немецкими", а не "восточноевропейскими", - это Мухтару было безразлично.

Старший инструктор Дорохов вышел на пенсию, - и этого Мухтар тоже не заметил.

Вместо Дорохова на его должность поставили Дуговца.

Дуговец так сильно старался подчеркнуть, что это новое назначение отнюдь не меняет его прежних взаимоотношений с проводниками, что все они тотчас же почувствовали: появился новый начальник.

С прежними своими друзьями по службе он был так же прост в обращении, мог так же дружески хлопнуть их по плечу, так же подмигнуть им, однако если и они отвечали ему тем же, то старший инструктор Дуговец незамедлительно давал им понять, что он - старший инструктор Дуговец.

Сложнее всего было с Глазычевым. Всяко пытаясь поставить легкомысленного проводника на место, Дуговец стал со временем говорить ему "вы", подчеркивая этим, что между ними легла административная пропасть.

На еженедельных занятиях, на полугодовых проверочных испытаниях Дуговец обеспечивал Глазычеву, когда только мог, самое большое количество замечаний в актах.

Облекалось это всегда в форму дружеского участия:

- Ты пойми, Глазычев, я же тебе добра желаю.

Или иначе:

- Ты меня знаешь, Глазычев: я кому хочешь выложу правду в глаза.

Или еще иначе:

- Другому бы я спустил. А с тебя и спрос больше.

И в порыве откровенности - а порывами откровенности он был очень силен - Дуговец рассказывал проводнику, как третьего дня в кабинете начальства (не буду называть тебе фамилии) он нахваливал работу Глазычева, выхлопатывая ему премию. На самом деле было не совсем так: делал все это Билибин в присутствии Дуговца, который вякал что-то насчет премии для молодого Ларионова, но сейчас, делясь с Глазычевым, Дуговец был совершенно уверен, что все происходило именно так, как он рассказывал. И его даже искренне раздражало, что в насмешливом лице Глазычева не видно было и тени благодарности.

Премию Глазычеву, как и всякому человеку, получить хотелось, но он равнодушно говорил:

- Да ну ее к шуту! Ты лучше себя не забудь, а то ты все для людей и для людей...

Обиженно пошевелив скулами, Дуговец произносил:

- Слишком много вы об себе понимаете, товарищ Глазычев...

Тем временем служба Глазычева проходила успешно. Папка с "личным делом" Мухтара становилась все толще. В папке уже лежала сотня "актов применения служебно-розыскной собаки", где подробно описывалось, на какое преступление выезжал Мухтар и что ему удалось сделать. С бухгалтерской точностью каждый год подсчитывалась стоимость разысканного имущества и количество задержанных жуликов.

В беспокойные ночи проводник выезжал с Мухтаром по нескольку раз. Мухтар лазал по крышам, забирался в подвалы, в кочегарки, совал нос в выгребные ямы, ползал в канализационные люки, прыгал через заборы - он шел туда, куда вело его чутье. Бывало, что чутье отказывало ему, потому что опытный жулик посыпал свой путь табаком, махоркой, поливал креозотом, керосином, бензином. Дойдя до изгаженного таким способом следа, Мухтар начинал растерянно и злобно топтаться на месте, покуда Глазычев не приходил ему на помощь. Проводник принимался водить собаку большими кругами, огибая исчезнувший след и ища его продолжения. Глазычев знал то, чего не знала собака: на ходу человек роняет мельчайшие невидимые частицы своей одежды и кожи; ветром эти частицы сносит в сторону иногда на семь восемь метров. И проводник водил своего пса до тех пор, пока он снова азартно не бросался на поиски.

После каждого выезда Мухтар укладывался спать в клетке на заднем дворе Управления. От усталости засыпал он быстро, но спал беспокойно и во сне снова шел по следу, терял его, досадливо повизгивая, снова находил и, быстро перебирая лапами, преследовал ненавистного врага. Сны у Мухтара были злые и всегда удачные, он рычал, разрывая преступника на части, и никто не смел отнимать у него его добычу. Даже во сне Мухтар продолжал служить в угрозыске.

А маленький Глазычев, смертельно уставший, грязный, сидел в дежурке за столом и, высунув от усердия и напряжения кончик языка в сторону, строчил на форменном бланке:

"Я, проводник служебно-розыскной собаки, младший лейтенант милиции Глазычев, с собакой под кличкой Мухтар в два часа пять минут ночи сего числа выбыл по распоряжению дежурного по УМ города Ленинграда..."

В дежурке было шумно, накурено, верещали телефоны; оперуполномоченные срочно выезжали на происшествия, возвращались обратно; какая-то распатланная женщина, плача, жаловалась, что муж ее непременно сегодня изувечит, он твердо это обещал; дежурный майор терпеливо уговаривал ее не верить пустым угрозам, вот если начнет драться, пусть тогда сообщит; она засучивала рукава платья, показывая синяки, оставшиеся еще с прошлой получки. Майор вежливо объяснял на будущее, что в таких случаях очень важны свидетели и обязательно надо сходить в поликлинику и взять справку о нанесении телесных повреждений.

Из репродуктора, подвешенного над дверью, сперва доносилась утренняя зарядка, затем диктор-мужчина свежим голосом сообщил, что на Урале задуты две новые домны, а диктор-женщина приветливо добавила, что по области закончена уборка картофеля.

Напрягаясь в подборе слов, Глазычев писал:

"При осмотре места разбоя установил: следы преступников сохранены у двери магазина, где был найден труп сторожа. Взяв отсюда след, собака вышла на улицу Дегтярный переулок, по которой прошла до улицы Невский проспект, пересекла его и зашла во двор дома номер 163 и по проходным дворам прошла во двор дома номер 153, где прошла к пожарной лестнице, по которой поднялась на чердак, и, остановившись у одного из вентиляционных боровов, облаяла отверстие в него..."

В дежурку вошел комиссар. Все встали. Глазычев тоже поднялся.

Комиссар спросил проводника, много ли мануфактуры вынули из борова.

- Восемь рулонов.

- А стреляную гильзу собака нашла?

- Нашла, товарищ комиссар. Я сдал ее эксперту.

- Хороший у тебя песик, - сказал комиссар. - Закончишь писать акт, пойди поспи. У тебя вон какие глаза красные. Очень устал?

- Есть маленько.

Комиссар взял со стола листок, наполовину исписанный проводником, пробежал его и, вздохнув, положил обратно.

- Убили, мерзавцы, человека за мануфактуру. Ты можешь это понять? почему-то тихо спросил он Глазычева.