Андрей Ястребов - Боже, спаси русских!

Существует легенда о русских войсках, разоривших во время антинаполеоновской кампании погреба мадам Клико. Узнав об этом происшествии, мадам лишь загадочно улыбнулась и произнесла: «Пусть пьют, а расплачиваться будет вся Россия». И вскоре действительно дворянский праздник в России стал немыслим без шампанского.

Шумные гусары, ставшие на время героями литературы, вскоре ушли в историю, оставив застольные сюжеты всевозможным купцам, прожигателям жизни и прочему гулящему люду, который радикально изменил питейные предпочтения. Как говорит персонаж пьесы Островского «Доходное место» Досужев: «...Вот еще тебе мой совет. Может быть, с моей легкой руки, запьешь, так вина не пей, а пей водку. Вино нам не по карману, а водка, брат, лучше всего: и горе забудешь, и дешево!»

Дорогой читатель, а вы что будете пить? Надо же как-то поддержать разговор о пойле. Это шутка. Продолжаем мысль. Ответственно. Трезво.

В первой трети XIX столетия военному человеку на застольном поприще вряд ли найдешь равного. Идеализация гусарского века, эпохи младости отцов и героических побед в творчестве Д. Давыдова, А. Пушкина, М. Лермонтова невозможна без главного – «бутылка старого вина, бутылка вековая».

Художественный мир обращается к Античности – и восхваляет вино, подобно греческому поэту Анакреонту. «Венки пиров и чаши круговые», «почетная чаша» («Друзьям»), «любовь и Вакх» («К Батюшкову»), «глубокая чаша» и «увядший миртовый венец» («Мое завещание») – все эти образы у Пушкина развивают следующую мысль: вино есть радость жизни, возможность познать будущее и забыть о смерти.

Пушкин воспевает «вдову Клико», «Моэта», «благословенное вино», которые рождают «глупостей немало, а сколько шуток и стихов, и споров и веселых снов!». Не без иронии замечает поэт, что шампанское «изменяет пеной шумной ...желудку моему». Более склонны Пушкин и его лирический герой к «благоразумному» бордо, «который в горе и в беде, товарищ завсегда, везде». Молодость начинает ассоциироваться с шампанским, зрелость – с сухими винами; по этой причине остепеняющийся поэтический персонаж «больше не способен» к «Аи», подобному любовнице, «блестящей, ветреной, живой, и своенравной, и пустой». Пенник, лафит, водка, наливки, пиво – неполный перечень алкогольных симпатий пушкинских героев, чей возрастной и социальный статус не позволяет увлекаться игривыми игристыми винами. Молодежь продолжает хранить верность шампанскому.

Хлестова, Наталья Дмитриевна и Загорецкий сообща создают портрет Чацкого, якобы доведенного до безумия своей невоздержанностью: «Чай, пил не по летам... Шампанское стаканами тянул... Бутылками-с, и пребольшими... Нет-с, бочками сороковыми».

Показательным в этой характеристике видится даже не масштаб увлечения, а уточнение «не по летам». Чацкий еще не достиг седин степенного помещика, чтобы знать меру. Интересно, что даже буйное воображение сплетников не позволило им создать образ молодого дворянина, упивающегося водкой. Погибает – но от благородного шампанского. В пору жесточайшего душевного кризиса гоголевский Пискарев увлекается гашишем, а не вульгарной водкой. Муж Раневской в «Вишневом саде», как известно, «умер от шампанского».

Когда Пушкин описывает «русскую хандру» Онегина, перечисляются драматические этапы: охладел к жизни – «труд упорный» опостылел – застрелиться не додумался. В этом перечне отсутствует, казалось бы, напрашивающийся мотив – запил. Онегин, как литературный герой, еще не научен беспробудному пьянству; сама культура еще не знает, какая метаморфоза может произойти с темой застольного веселья.

В повести И. Панаева «Белая горячка» показана постепенная деградация таланта. Особое место в застольных мизансценах отводится воспеванию всепримиряющего и всеуравнивающего шампанского: «...эта влага производит действие чудное, она располагает сердца к искренности, она усмиряет барскую спесь, заставляя забывать и великолепных предков, и полосатые гербы с коронами». Будущее героя обусловлено алкогольной фабулой, расписанной собутыльниками: «...он подает блистательные надежды, он молодец, ему скоро прискучит шампанское – вино детей, он перейдет к винам зрелого возраста». Очень скоро в литературе место шампанского займет водка. И опьянение словом.

О ТОМ, КТО ТВОРИЛ ЗА ВСЕХ

У Дэмиана Лэнигана есть один показательный пассажик относительно того, как иностранцы относятся к наследию великой русской литературы. Если честно, не очень хотелось его цитировать, однако, убрав чужие декорации чужих стран, не трудно допустить, что подобный диалог мог состояться где-нибудь в Москве, Костроме, Владивостоке в начале XXI века.

Итак. Герой остановился в гостинице, которую, как ему кажется, любил посещать Сартр в минуты экзистенциальной печали. Парень на рецепции читает Чехова.

– Как тебе Чехов?

– Скука, кромешная скука!

– С этим не поспоришь.

– Я никогда не читал Чехова.

– И не читайте. Дерьмо, в принципе.

– Что именно ты читаешь?

– «Чайку».

– Ладно, не говори, о чем книга, скажи только, почему она дрянь?

– Они такие, блин, все жалкие. Сидят себе в большом имении, смотрят всякие пьесы и непрерывно рассуждают про то, какие они жалкие.

– Звучит вроде бы неплохо.

– Какой там неплохо. Говно. Ты только послушай начало: «Отчего вы всегда ходите в черном?» – «Это траур по моей жизни».

– Вот-вот, поэтому я и не люблю Чехова. Плаксивый русский сукин сын.

Вот такой диалог состоялся. Можно, конечно, тотчас дезавуировать его сотней мыслей о мировом значении великого писателя А. П. Чехова, но пусть их цитируют праздные искусствоведы. Мы же – о человеке. О человеческом. О русском. О том, что делает русский человек, когда ему скучно, а ныть уже сил никаких нет...

Когда ныть уже сил никаких нет, русский человек обращается к национальному лекарству. Пить начинает. По-разному. Тихонько, незаметненько. На праздничках. С дружками, срочно повод выдумав. Часто один.

Жизнь посреди четырех стен невыносима русскому человеку. Стены кажутся декорациями былых, настоящих и грядущих печалей.

Выглядывает русский человек в окно, озирает мир округ себя, созерцает банк, винный бутик, банк, секс-шоп, банк, винный магазин и думает: «Куда ни кинь – везде плюнь». На душе становится грустно. В банк, что ли, зайти? Незачем. В секс-шоп? Не для кого. А вот в винный магазин – бессрочный абонемент...

Хочется человеку почувствовать себя важным и оптимистичным. Не получается. Чеховская тоска накладывается на мысли о себе и России.

Рассуждает русский человек поначалу как-то вяло и безынициативно, потом во вкус входит. Подливает в стаканчик, как-то неожиданно вдохновляется огорчением от мыслей, ну, к примеру, о том, что вокруг происходит. От мыслей о девальвации. Нет, не рубля или другой какой валюты, а о снижении ценности, казалось бы, очевидного.