Андрей Ястребов - Боже, спаси русских!

Толстой организует в Ясной Поляне общество трезвости. Каждый желающий вступить в него писал заявление по следующей «форме обещания»: «Сознавая страшное зло и грех пьянства, я, нижеподписавшийся, порешил, во-первых, самому никогда ничего не пить пьяного, ни водки, ни вина, ни пива, ни меда; во-вторых, не покупать и не угощать ничем пьяным других людей, и в-третьих, по мере сил и возможности, внушать людям и детям о вреде пьянства и преимуществе трезвой жизни и привлекать людей в общество трезвости».

С пьянством активно начинает бороться народническая литература. Издаются всевозможные брошюры, иллюстрированные листы, проповедующие воздержание. Среди их авторов встречаются и крестьяне, и священники; нередки и исповеди раскаявшихся горьких пьяниц. Уже сами названия книг взывают к совести сограждан: «Ангел в харчевне (Действительное событие)», «Непобежденный враг русской земли», «Пьяница – раб Сатаны. Ужасные следствия пьянства, курения табаку, нюхания и азартных игр. Путь пьяницы к смертельным грехам с указанием обязанности христианина к семье и обществу и с приложением рассказа "Раскаяние странника"». В репертуаре антиалкогольной пропаганды встречались произведения Ч. Диккенса («Смерть пьяницы»), А. К. Толстого («Алкоголизм в России»), Л. Н. Толстого («Для чего люди одурманиваются»).

Книги, выпущенные до революции, по большей части наивны, однако их названия и содержание отражают искреннее желание стать нужными для читателя. И часто они куда более убедительны по сравнению с книгами, издаваемыми в 50 – 80-е годы XX века: «Пьянству – бой», «Алкоголизм – яд». Милитаристские (бой) и альковно-медицинские (яд) образы с трудом соотносятся с весельем пьяного застолья.

Неизменной проблемой всех борцов против пьянства была сложность определения причины зла. В качестве виновников назывались влияние Запада, неспособность народа приобщиться к культуре, генетическая предрасположенность русских к пьянству. Причины, имеющие реальные основания, объединялись с самыми нелепыми. В 60-е годы XIX века распространился тезис, исчерпывающе объясняющий все без исключения пороки, – «среда заела». Уже Достоевский в «Записках из Мертвого дома» выступал с критикой подобных утверждений, однако они стойко укореняются в антиалкогольной пропаганде и в XX веке.

Казалось бы, революционное переустройство общества должно было изменить ситуацию, подарить людям спасительную великую идею и не оставить алкоголю ни одного шанса. Ленин, Бухарин, Троцкий с воодушевлением предсказывают скорое исчезновение пагубной привычки; пьянство же, несмотря на все прогнозы, не исчезает.

Послереволюционные научно-популярные работы отмечены острым интересом к алкогольной тематике. «Пьяная» статистика обескураживает. «Советский Союз, – пишет Л. Железнов, автор брошюры "Будем жить радостно без сорокаградусной", – ежегодно пропивает более миллиарда рублей». Цифры убеждают, что если и есть прогресс в каком-либо деле, то это, несомненно, в питейном.

Л. Железнов подсчитывает: на пропитые только в Ленинграде деньги можно было бы построить 50 дворцов культуры. Сопоставление не случайное: оно подготавливает пакет конкретных рекомендаций борьбы против бытового алкоголизма в 30-е годы XX века. Звучат предложения: а) искоренять привычку народа к пьянству с помощью пропаганды чаепития (по требованию рабочих, читаем в книжечке о вреде алкоголизма, было закрыто 79 «злачных мест» и открыто всего 5 «новых советских чайных»); б) создавать общества борьбы с водкой – в 1929 году было организовано 300 ячеек, объединивших 11 тысяч противников алкоголя; в) прививать народу любовь к изящному, строить новые клубы, театры, лектории.

Социальный опыт показывает: интерес к развлечениям реализуется тогда, когда какие-либо иные статьи индивидуального и семейного бюджета не приходится сокращать в пользу искусства. «Водочные» деньги идут, как правило, по своему назначению, их очень сложно «конвертировать» в искусство. В XX веке к тому же возникает еще и проблема стрессов, с которыми искусство не в силах бороться, и обыватель ищет спасения от них в бутылке.

Итак, общество, которое «заедало» человека, исправлено, а потенциальные строители будущего продолжают пить. Ответственность за соблюдение чистоты семейных основ возлагается на детей. В 30-е годы распространяется пионерское движение против родителей-алкоголиков. На повестку дня выносятся прочувствованные лозунги: «Мы против пьяных отцов», «Да здравствует трезвая жизнь!», «Дорожи любовью детей и не расточай ее по кабакам», «Папа, выбрось за окно водку, пиво и вино!», «Отцы, не ходите в пивную», «Отцы, после получки идите сразу домой, где найдете уют и наше к вам детское хорошее отношение!», «Вместо пивной – даешь пионерский клуб!». Интересно, был ли кто-нибудь перевоспитан пионерами?

История борьбы с «народным» пьянством знает разные редакции. Герой повести В. Ерофеева «Москва – Петушки» читает импровизированную лекцию на тему «Русская литература в борьбе за облегчение участи народа». В сознании вагонного философа борьба с водкой представляется как череда бесконечных сражений, завершающихся разгромом всех смельчаков, поднявших свой голос и перо против алкоголя.

Исходное положение звучит так: народ пьет «от невежества своего». Требуются рецепты преодоления зла. Интеллигенция начинает остро чувствовать свою ответственность перед «мужиком». До такого беспокойства доходит «социал-демократ», наблюдая окрест себя пьяную мерзость, что бросается словом культуры спасать народ. Благой порыв оборачивается поражением самого спасателя: «Ну как тут не прийти в отчаяние, как не писать о мужике, как не спасать его, как от отчаяния не запить! Социал-демократ – пишет, и пьет, и пьет, как пишет». Зеленый змий празднует победу и над народом, и над словесностью: «Теперь – вся мыслящая Россия, тоскуя о мужике, пьет не просыпаясь!».

В общих чертах карикатурный образ борьбы с водкой, предложенный Венедиктом Ерофеевым, отражает историю вопроса и его решения в XIX веке. Надежда культуры воспитать трезвого грамотного читателя так и не исполняется. Рецепт излечения от дурной страсти с помощью чтения – сугубо отечественный. Трезвомыслящий Запад не верит, что с неграмотностью исчезнет и пьянство, – не верит, и правильно. Культура Запада не возлагает на себя миссию борьбы со злом, а в России словесность хочет быть блюстителем общественной морали. Надежда на спасение с помощью слова пройдет очень скоро, когда народ научится читать. И тогда обнаружится новый тупик. Литература так много пишет о пьянстве, что создается впечатление: иные темы подрастеряны. Теперь «порочный круг бытия душит за горло» окультуренного «мужика»: «Стоит мне прочесть хорошую книжку – я никак не могу разобраться, кто отчего пьет; низы, глядя вверх, или верхи, глядя вниз. И я уже не могу, я бросаю книжку. Пью месяц, пью другой».