Владимир Рыжков - Осторожно, история! Мифы и легенды нашей страны

Военные советники — Горелов и советник при главном политическом управлении афганской армии Заплатин — были целиком и полностью сторонниками Амина. Они соглашались, что Амин сложный человек, но считали, что нужно работать с ним, потому что он реально может удерживать стабильную обстановку в стране. Их отозвали 10 декабря, то есть за день до принятия ключевого решения. Генералу Заплатину сообщили, что у него в семье что-то случилось и дочь просит его немедленно вернуться в Москву. Когда он прилетел, выяснилось, разумеется, что дочь его ни о чем не просила. 12 декабря, в день, когда принималось решение Политбюро, Заплатин пришел в Минобороны и стал убеждать министра обороны Д. Устинова, что Амина не надо смещать. Но Устинов ему ответил, что в КГБ все решено на основании политических причин и менять что-то уже поздно.

На Политбюро начальник Генштаба, генерал Огарков, человек в военной структуре очень уважаемый и очень серьезный, был категорически против ввода войск, но его Андропов, председатель КГБ, тоже оборвал и сказал: «Политикой у нас есть кому заниматься. Вы исполняйте свою военную часть». Политикам идея КГБ тоже казалась очень убедительной: снять одного и поставить другого — легко, изящно и с минимальными затратами.

То есть политически вопрос прежде всего стоял именно о замене Амина на Кармаля, а войска вводили уже только в качестве дополнения — нового руководителя нужно было поддержать. Советским войскам в Афганистане отводилась роль стабилизатора, инструмента демонстрации силы. Предполагалось, что стоит им там просто появиться, как враги революции сразу разбегутся, в стране установится спокойствие и нужные люди крепко возьмут власть в свои руки.

Кроме того что ситуация в Афганистане стремительно ухудшалась, власть в Кабуле не контролировала всю страну, а в городах происходили восстание за восстанием, была еще одна серьезная причина, почему Политбюро поменяло свое решение и проголосовало за ввод войск в Афганистан. Как уже говорилось, внутри афганского руководства шла ожесточенная борьба, и те люди, на которых больше всего полагалась Москва, теряли свою власть. На первый план вышел Хафизулла Амин, как самый деятельный, самый энергичный и самый хваткий. Он сосредоточил власть в своих руках, а Тараки, лидер революции, власть все больше утрачивал. Причем Амин со своими политическими противниками не церемонился — кого отстранил, кого расстрелял. Его методы вызывали как недовольство в Афганистане, так и опасения в СССР.

Положение ухудшалось, и Тараки все чаще просил ввести войска. Кроме того, он чувствовал, что Амин лишает его власти, и в сентябре 79-го, когда летал на Кубу — там была встреча руководителей неприсоединившихся государств, — через советского посла Виталия Воротникова обратился с настоятельной просьбой принять его в Москве. Потом прилетел в Москву, вновь обратился с просьбой о вводе войск и жаловался на Амина. И здесь ему председатель КГБ Андропов сказал, чтобы насчет Амина Тараки не беспокоился — когда он вернется в Кабул, Амина там уже не будет, поскольку советские спецслужбы планируют его убрать. Однако вскоре после возвращения в Кабул Тараки был смещен и убит Амином.

Амина пытались убить в общей сложности пять раз — и пока он был заместителем Тараки, и когда он стал главой признанного СССР государства. Однажды снайперы пытались его застрелить, но кавалькада машин шла очень быстро. Потом два раза пытались отравить. Один раз стакан с кока-колой выпил его родственник, руководитель Службы безопасности, но не умер — его вывезли в Советский Союз и спасли, потом посадили в Лефортово — уже когда Амина убили, потом вернули назад в Кабул, где его и убили. Второй раз Амина отравили в тот день, когда был штурм его дворца. Амин позвонил советскому послу, которого не поставили в известность об операции, и тот прислал двух врачей, которые того и откачали. Во время штурма один из этих врачей погиб. Тогда же был наконец убит и Амин — с пятого раза.

Поэтому когда Андропов пообещал Тараки после встречи с Брежневым, что Амина уже не будет, того ждало огромное разочарование — первая попытка не удалась, и в аэропорту его как ни в чем не бывало встретил Амин.

Дальше события, с сентября по декабрь, развивались очень быстро. Тараки обещали поддержку, но убить Амина не сумели, тогда он попытался сделать это сам. По его просьбе советский посол пригласил того в Президентский дворец, там открыли стрельбу, но не попали. Тогда Тараки приказал войскам захватить Амина, но кабульский гарнизон не подчинился. У Тараки оставалась единственная возможность — поднять вертолеты и разбомбить здание, где находился Амин. Но советские военные не дали вертолетов, потому что в здании, где сидел Амин, находились наши офицеры. В итоге власть перешла к Амину, он арестовал Тараки и стал руководителем государства, правительства, партии, всего революционного совета — то есть хозяином страны. И советское руководство его признало, хотя и поинтересовалось судьбой Тараки. Амин ответил — все в порядке, пусть тот отдохнет, после чего Тараки по его приказу задушили.

Это стало последней каплей, поскольку получилось, что Брежнев принял Тараки, обещал ему поддержку, а после этого того просто свергли и убили. Для Брежнева это было личное оскорбление, которое склонило его к готовности принять то решение, которое ему предлагали специальные службы — то есть все-таки избавиться от Амина и поставить там надежного, верного человека, с которым спецслужбы давно работали и которого хорошо знали. Таким человеком был Бабрак Кармаль, и в СССР были уверены, что его приход к власти будет на пользу революции, Афганистану и СССР.

Никаких сомнений в дееспособности Брежнева на тот момент, конечно, нет. Он был вполне адекватен. Но одновременно он был тяжело больным человеком, болезни отвлекали его, суживали кругозор, и ему не хотелось вникать в тонкости проблем, хотелось только побыстрее все закончить. Заседания Политбюро порой продолжались несколько минут: он зачитывал — есть такой вопрос, есть такой проект решения — все согласны? Согласны. На этом заседания и заканчивались. В четверг он уже уезжал на дачу, чтобы ничем не заниматься. Он был человеком, потерявшим интерес к жизни, к работе, к политике, ко всему. Поэтому и решение о вводе войск в Афганистан было принято точно так же, как все остальные — ему предложили вариант, и все вроде бы его поддержали.

Несколько членов Политбюро приехали к нему на дачу — Д. Устинов, Ю. Андропов, А. Громыко, К. Черненко, и знаменитый документ, который является оформлением решения, был написан как раз рукой самого Черненко. Заседания Политбюро никогда не стенографировались — за редчайшим исключением — так повелось с ленинских времен. Заведующий Общим отделом, а если он в отпуске, то его первый заместитель, писал аккуратно на карточках, кто за, кто против. При Хрущеве — Малин, при Брежневе — Черненко, потом Лукьянов. А на этом заседании Черненко даже написал ключевые связные фразы: «Положение в А», «согласиться с мнением товарищей» и так далее.