Евгений Тарле - Сочинения — Том II

Подавление стачечного движения в Париже весной 1791 г., полная покорность рабочих после уничтожения благотворительных мастерских — все это значительно умалило даже ту долю опасений относительно рабочего класса, какая существовала. Усмирение манифестантов 17 июля 1791 г. послужило к дальнейшему укреплению намечавшегося уже с весны консервативного течения в Национальном собрании.

В расплате с рабочими, работавшими над казенными заказами, с конца 1791 г. замечается особая небрежность, которой не было в такой мере ни в 1789, ни в 1790 гг.

По некоторым данным, касающимся производившихся в Париже с конца 1791 г. до 1792 г. «общественных работ», можно между прочим убедиться, что власти за этот период не испытывали никаких решительно опасений касательно спокойствия рабочей массы. Ничего подобного той тревоге, которая наблюдалась перед изданием закона Ле Шапелье и особенно перед закрытием благотворительных мастерских в июне 1791 г… мы тут не замечаем.

Эти «общественные работы» конца 1791 г. и первой половины 1792-го не имеют ничего общего ни с какой благотворительностью: власти (прежде всего муниципальные) для исполнения нужных им работ нанимают партию рабочих или поручают дело подрядчику. И, несмотря на все просьбы и рабочих, и подрядчиков, деньги выплачиваются в высшей степени небрежно и неаккуратно, хотя муниципальная казна в эту пору отнюдь не находилась в крайности.

Нужно читать относящиеся сюда документы, чтобы ясно уразуметь, до какой степени и муниципалитет, и министерство внутренних дел в эту нору не считались с отчаянным положением нанимаемых ими рабочих.

Был исполнен ряд работ в церквах и упраздненных монастырях, и подрядчик никак не может добиться не то что выдачи денег для расплаты с рабочими, но даже сколько-нибудь определенного обещания относительно того, когда можно этой выдачи ждать. Просит он в ноябре 1791 г., просит в декабре, — ничего не выходит. Его шаги пред начальством ни к чему не ведут, даже счеты его не рассматриваются месяцами; он берет то одних, то других рабочих, ибо одними и теми же нельзя пользоваться, не уплатив им, — рассуждает он в официальной бумаге [70]. «Я побывал дважды в бюро агентства (национальных имуществ — Е. Т .), — пишет он спустя некоторое время, — но никого не нашел». Впрочем, он сам прибавляет, что, если бы и нашел кого-нибудь, все равно ничего бы, кроме уклончивых ответов, не получил [71]. Проходит три дня. За эти три дня подрядчик десять раз побывал в бюро и ровно ничего не добился [72]. Его посылают то в одно, то в другое место и нигде ничего не дают, а просто отвечают, что для уплаты рабочим рассчитывали на фонды, которых теперь нет [73].

Нужно очистить и ремонтировать Тюильрийский дворец, работы поручаются Palloy — подрядчику, который в свое время заведовал разборкой Бастилии, но денег ему не платят, и он должен обращаться с просьбами в Законодательное собрание [74].

Муниципалитет не платит и подрядчику, которому поручены обширные работы по замощению столицы, и дело доходит до того, что подрядчику грозит прямо смерть от руки изголодавшихся рабочих, если проволочки будут продолжаться: он говорит, что только лаской и обходительностью ему удается пока их сдерживать [75].

То же самое с рабочими, которые наняты для переделки церкви св. Женевьевы в Пантеон. Их 700–800 человек, им долго не платили вовсе, а среди жестокой зимы в декабре 1791 г. им заявляют, что работы временно прекращаются. Рабочие обращаются с петицией в Законодательное собрание. Они апеллируют к «отеческой доброте» законодателей, указывают на безработицу, на страшное вздорожание съестных припасов. Что же им делать? — «Mourir de désespoir», — отвечают они сами [76]. Ряд документов, похожих один на другой, как две капли воды, свидетельствуют, что и в других местах правительство месяцами не платило денег рабочим, которые исполняли эти казенные работы [77].

С другой стороны, власти, где находят нужным, подчеркивают, что никаких отсрочек в прекращении работ они не потерпят и не позволят, чтобы хоть один рабочий самовольно сделал больше, чем ему приказано сделать. Против таких лиц, которые попытались бы как-нибудь увеличить свою работу, рекомендуется принимать полицейские меры [78]. Впрочем, не платя даже за заказанную работу, муниципалитет едва ли стал бы платить за работу, «самовольно» исполненную рабочим, даже если бы полицейской власти и не удалось помешать ему сделать больше, чем приказано. Тут интереснее всего свет, который подобные приказания бросают на положение вещей зимой 1792 г.: рабочие, которым так скудно и неаккуратно платят, все-таки хотят хоть обманным образом увеличить выпавший на их долю заказ работы, чтобы получить проблематическое право просить прибавки, ибо строгое распоряжение муниципалитета вызвано уже бывшими примерами, а вовсе не одними лишь предположениями [79].

Не месяц, не два и не три тянется в некоторых случаях дело об уплате рабочим жалованья. В сентябре 1792 г. Ролану (министру внутренних дел) докладывает секретарь комиссии, которая должна была заботиться о перенесении и сохранении памятников и произведений искусств, отобранных у духовных учреждений, что уже два года идут работы, счета подрядчиков строго проверены, он, секретарь, много раз напоминал и просил об уплате, еще 14 января сам министр внутренних дел заявил, что намерен платить, и вот все-таки денег не платят! Секретарь взывает об уплате рабочим во имя справедливости и интереса общества [80].

Совершенно не опасаясь каких-либо самостоятельных выступлений со стороны рабочих, власти и в 1789–1791 гг., и в 1792 г. предусматривали возможность, что рабочие станут орудием в руках той или иной определенной политической партии. И с этой точки зрения в 1792 г. полиция внимательно прислушивалась ко всякого рода разговорам об искусственном увеличении столичной рабочей массы, якобы происходящем по чьим-то таинственным проискам. Так, в марте 1792 г. наделало тревоги в полиции донесение [81], будто 1500 лионских рабочих отправлено на чей-то счет в Париж, где они в определенный момент получат приказ действовать.

Но отставка жирондистского министерства изменила политическую конъюнктуру. Демонстрация 20 июня (1792 г.), направленная против двора и наводнившая на несколько часов Тюильрийский дворец, была устроена при полном одобрении со стороны жирондистов и при благоприятном для демонстрантов бездействии со стороны муниципальных властей; что именно рабочие были главным элементом в толпе демонстрантов, не подлежит сомнению, достаточно почитать ряд донесений полиции, следившей за рабочими предместьями и констатировавшей между прочим очень быстрое успокоение предместьев после произведенной ими манифестации [82].