Мино Милани - Рожденные в пламени

-- Согласен, -- ответил я. Это действительно было так. Я потерпел поражение, отчего же было не признать это? Мне никогда не удалось бы распутать эту историю. Вероятно, все это было нечто вроде фантазии. Я прикоснулся к истине или был слишком далек от нее?

-- Согласен, полковник, -- повторил я. -- А что касается отпуска, то мне хватит и пяти дней.

-- Почему не десять, Мартин? -- спросил он, облегченно вздохнув. -Куда думаешь отправиться? Почему бы не в Африку? Великолепные места, знаешь? Солнце, чащи, слоны и тому подобное.

-- Кто знает, может, проведу отпуск дома за какой-нибудь хорошей книгой.

Давая понять, что разговор закончен, полковник произнес:

-- Как хочешь, мой дорогой. Ты непобедим. Я постоянно говорил это и всегда буду говорить: ты непобедим. -- Он поднял трубку и нажал на рычажок переговорного устройств: -- Кто звонил, Рози?

Голосок секретарши быстро перечислил с десяток имен. Спленнервиль пробормотал что-то, потом пожал мне руку:

-- У меня дела, Мартин, извини, дорогой, но у меня дела... Так значит, увидимся, через пять дней, ты сказал?

-- А разве не десять, полковник?

-- Как? А, ну да. Как хочешь, как считаешь нужным. До свиданья. И развлекись! -- крикнул он мне вслед, когда я выходил из кабинета.

Развлекись! Ну да, так я наверное и сделаю. Я спустился в свой кабинет, взял папку, в которой лежали бумаги, касающиеся этой истории -- заметки, фотографии и все прочее -- и вывернул в корзину для бумаг. Потом позвонил в отдел некрологов:

-- Говорит Мартин Купер! Мне нужно дать объявление.

-- Надеюсь, с вашими близкими ничего не случилось? -- сдержанно поинтересовалась девушка. --Продиктуйте, пожалуйста.

Я медленно произнес:

-- "Мартин Купер глубоко чтит память погибших Марка Д. Прискотта и Виктора Де Вито. Акава, 15 июля 1945 года".

-- Это все?

-- Все.

-- Счет прислать в редакцию или домой, господин Купер? -- спросила девушка. Я ответил:

-- Отправьте его полковнику Спленнервилю, -- и положил трубку.

На другой день я улетел в Кению.

Когда я вернулся, мне уже не хотелось думать об этой истории. В сущности, забывать иногда бывает столь же полезно, сколь и помнить. Столь же, если не больше. И каждый хороший журналист должен уметь забывать. Мне почти удалось отвлечься, я решил было заняться статьей о негритянских гетто в северных штатах, как вдруг...

...как вдруг он пришел ко мне. Это было дождливым вечером, когда осень уже превращалась в холодную промозглую зиму, а я сидел дома и читал хорошую историческую книгу. В дверь позвонили -- динь, динь, и в ответ в моей голове тотчас затрезвонили колокольчики тревоги, причем так сильно что я встал и прошлепал в коридор. Я открыл дверь, и сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди. На площадке стоял молодой человек. Я почти не расслышал, что он сказал.

-- Господин Купер? -- повторил он.

-- Ах, да... Это я.

-- Я вас не побеспокою?

-- Нисколько. Чем могу быть полезен, господин...

--- Моррисон, -- ответил он и как-то странно, устало улыбнулся. Черные глаза его блестели: -- Френсис Моррисон.

-- Конечно, господин Моррисон, входите. -- И я, посторонившись, пропустил его в квартиру. Он вошел легким, уверенным шагом полного сил человека. Я разглядывал его, и колокольчики тревоги постепенно умолкали. Волнение улеглось. Итак, я подошел к завершению истории. Я отлично понимал, кто был этот юноша.

-- Садитесь, пожалуйста, господин Моррисон, -- я указал ему на кресло, -- и скажите мне...

-- Чем вы можете быть полезны? -- закончил он мой вопрос. Усмехнулся и пожал плечами: -- Ничем особенно... Но... Я прочел ваше объявление в похоронном разделе "Дейли Монитор"... Знаете, то...

-- По поводу Прискотта и Де Вито, -- прервал я его. На этот раз глаза его вспыхнули. Он опустился в кресло. Широкоплечий, с крепкой, по-юношески тонкой шеей. Я заметил, что пальцы его нервно постукивали по подлокотникам кресла.

-- Да... Именно по поводу Прискотта и Де Вито.

-- Так в чем дело?

Он долго смотрел на меня, не зная, говорить или не говорить. Я прекрасно понимал, о чем он думает, -- он спрашивал себя, откуда мне известны эти имена. Тогда я сказал:

-- Но вы же не знакомы ни с тем, ни с другим, господин Моррисон. Эти двое умерли в сорок пятом. А сейчас на дворе семидесятый год. В сорок пятом вас еще на свете не было, мне кажется... Вам, должно быть, лет двадцать -двадцать два...

Он слегка покраснел, пожал плечами.

-- Да, это верно... Де Вито был моим дядей, -- тихо ответил он, -- и дома... я часто слышал разговоры о нем и о Марке Прискотте... Он был его другом. Да, конечно, меня еще на свете не было, когда они погибли на войне, но это ваше объявление, знаете... Может быть, вы были знакомы с ними, подумал я, -- он попытался улыбнуться, -- и вот пришел к вам узнать что-нибудь. О Прискотте, например.

-- Прискотт умер, -- сообщил я.

Он стиснул кулаки.

-- Умер? -- воскликнул он и едва не вскочил от волнения.

Мне стало очень жаль его.

-- А что? Разве вы не знали, что он умер 16 июля сорок пятого года?

-- Это верно -- ответил он. Лицо его покрылось потом, и он сильно побледнел, нервно сжимая кулаки. Я вышел наполнить два стакана виски, с содовой и, вернувшись, протянул ему один. Выпил немного сам и сказал:

-- Теперь я хотел бы спросить вас кое о чем.

-- Да, конечно -- согласился он, глядя на меня.

-- Однако прежде мне надо набраться мужества, --предупредил я.

Он с недоумением посмотрел на меня:

-- Почему?

-- Потому что нужно иметь мужество, чтобы разговаривать с призраком. А вы, Де Вито, -- призрак или почти что...

Услышав это, он закрыл глаза и минуту сидел так, опустив мохнатые ресницы, а когда снова взглянул на меня, глаза его были полны еле сдерживаемых слез. Он прошептал:

-- Призрак? Но... я живой Из плоти и крови... -- он почти по-детски ущипнул себя за руку. -- Видите?

-- Вижу. Только вы -- Виктор Де Вито, а не Френсис Моррисон. А Прискотт скончался у меня на глазах, погиб в автомобильной катастрофе в Колорадо...

При этих словах Де Вито закрыл лицо руками

А умерев, он сразу же утратил свою маску молодости, -- продолжал я. -Ту, которой обладаете вы Де Вито, ту, которую обрели в тот день, когда умерли.

Наступила тишина. С улицы доносился обычный городской шум: рокот машин и шаги людей, бесстрастно проходивших мимо осенним дождливым вечером. Наконец он произнес:

-- Вы ошибаетесь.

-- Нет. Я все угадал. Я прекрасно понимаю, что у меня никогда не окажется никаких доказательств.|о я узнал правду, Де Вито. И не ошибся.

Все так же, закрыв лицо руками, он произнес:

-- Я не это хотел сказать. Вы ошибаетесь, когда утверждаете, будто 15 июля сорок пятого года я умер. В тот день я, наоборот, -- продолжал он неожиданно громким дрожащим голосом, -- родился! -- Он опустил руки и посмотрел на меня как бы с вызовом: -- Я рожден в пламени, господин Купер! Это не маска, -- выкрикнул он, касаясь своего лица, -- а мое настоящее лицо, и оно всегда будет таким, пока я не умру по-настоящему, как случилось с Прискоттом... О да, -- он опять снизил голос, -- странная у меня жизнь... я весь какой-то ненастоящий: имя, лицо, все... Мне платят, чтобы я молчал, и я знаю: если заговорю, меня поместят в сумасшедший дом...