Сергей Павлюченков - Военный коммунизм в России: власть и массы

«Теперь мы не годимся, мы не свои, давайте коммунистов» [465].

Но это произошло позже, а началось все с обращения предсовнаркома к саратовскому губернскому советскому, партийному руководству и воинскому начальству. В телеграмме от 8 июля Ленин потребовал активизации карательных действий:

«Необходимо особыми отрядами объехать и обработать каждую волость прифронтовой полосы, организуя бедноту, устраняя кулаков, беря за них заложников, подавляя зеленых, возвращая дезертиров» [466].

Во главе одного из таких отрядов и оказался Черемухин. Как он писал в своем отчете, в Балашовском уезде, на посту уполномоченного губпродкома его застало восстание «зеленых». Имея при себе хорошо вооруженный отряд, он вступил в бой с зелеными и восставшими крестьянами под селом Малиновское, разбил их, сжег 283 двора и сразу ликвидировал восстание. Решительные действия Черемухина обратили на него внимание председателя ревкома Саратовской губернии и начальника Саратовского укрепрайона Н. В. Крыленко, который назначил его начальником укрепленного района Аркадак — Ртищево — Сердобск и командующим всеми отрядами по борьбе с бандитизмом в губернии. Крыленко выдал Черемухину, как тогда говорили, «аршинный» мандат, где перечислялись бесконечные чрезвычайные полномочия, и после этого его деятельность многократно активизировалась. Отряд Черемухина прошел по территории Балашовского, Аткарского, Сердобского и Петровского уездов, карая за укрывательство хлеба, оружия и дезертирство, арестовывая и расправляясь с кулаками, спекулянтами и самогонщиками, накладывая на села денежные и хлебные контрибуции. Председатель Саратовского губисполкома В. А. Радус-Зенькович высоко оценивал результаты деятельности Черемухина и всячески ограждал его от внимания ЦК и ВЧК.

Операции черемухинского отряда носили однообразный характер и сводились к следующей схеме: быстро передвигаясь из волости в волость, из уезда в уезд, отряд высылал вперед конную разведку и тайных агентов, которые первыми входили в намеченное село, затем посылались квартирмейстеры и курьеры, готовившие квартиры отряду, и назначали время заседания сельсовета и общего схода. Вступив в село и получив сведения от разведчиков, местных сочувствующих и представителей власти, Черемухин требовал списки дезертиров, кулаков, имеющих оружие, и тому подобной публики и немедленно приступал к выкачке хлеба. Общий сход сельчан обеспечивала кавалерия, которая при необходимости силой заставляла идти на собрание. После так называемого митинга, на котором, как правило, выступал один Черемухин, отряд охватывал собравшихся плотной цепью, затем дезертирам, кулакам, грабителям совхозов приказывали отойти в сторону, причем звучало предупреждение, что имеются их списки и кто после троекратного вызова не откликнется, тот тут же на месте будет расстрелян. Отобранных отводили в амбар, и они считались заложниками до выполнения селом требований о сдаче оружия и обмундирования. Как сообщает Черемухин, было только два случая, когда пришлось расстрелять на глазах у схода двоих отказавшихся сдать оружие и одного кулака, не вышедшего по приказу. Всего, подытоживает Черемухин, за время с 18 июля по 22 сентября в четырех уездах было расстреляно 139 человек [467].

Список расстрелянных, который имеется в деле Черемухина, представляет собой любопытный социальный срез, демонстрирующий те общественные группы, которые Советская власть числила своими врагами. Означенный в списке под № 1 Василий Горелов из села Ольшанка Балашовского уезда расстрелян за участие в боях против советских войск и убийство двух коммунистов, № 11 Аркадий Гоптаев из Летяжевки расстрелян как бывший стражник, № 15, 16, 17 — Федор, Иван и Михаил Мельниковы из Малиновки — как «кулаки, самогонщики, имеющие 4 тысячи пудов ржи», № 54, 55 — Афанасий Быков и Василий Субботин из села Полужино — «пойманы на месте гонки самогона с аппаратом» и т. д.

Этот неполный и небрежно составленный список содержит имена 127 человек, из которых за дезертирство и вооруженную борьбу против Советской власти расстреляно 75 человек, за грабежи совхозов и прочего советского имущества — 19 человек, за выделку самогона — 13, за убийство и выдачу коммунистов — 9, 5 человек — просто потому, что кулаки, 3 — как слуги бывшего режима (стражник, урядник, пристав) и 3 — как бывшие каторжные уголовники и убийцы [468].

Несмотря на частую неполноту и небрежность, подобные служебные отчеты, списки и прочее являются наиболее достоверным источником по выяснению общей картины и числа жертв карательных экспедиций и красного террора периода военного коммунизма. Вернемся опять из губернии в Саратов. На основании опубликованных материалов от потерпевших, очевидцев и их родственников С. П. Мельгунов в своей книге указывает цифру расстрелянных за 1918–1919 годы в Саратове в 1500 человек. Он приводит отрывок об овраге около Монастырской слободки, который был завален грудами трупов. «И этот овраг с каждой неделей становился страшнее и страшнее для саратовцев. Он поглощает все больше и больше жертв. После каждого расстрела крутой берег оврага обсыпается. Вновь засыпая трупы, овраг становится шире. Но каждой весной вода открывает последние жертвы расстрела…»

«Что же, все это неправда?» — спрашивает Мельгунов [469]. Правда, но не совсем. Нельзя строить исследование только на основании показаний сторонних очевидцев или впечатлений перевозбужденного сознания потерпевших. Цифры несомненно будут преувеличены, ужасы умножены и это, как говорится, химический факт. Более достоверная информация содержится в служебных отчетах карательных органов, предназначенных для губернского и московского руководства.

Так, в 1918 году в Саратовской губчека велось 2645 дел, по которым было расстреляно 224 человека, из них:

шпионско-монархический заговор…………. 43

участие в вооруженном восстании………….. 8

преступление по должности…………………….. 14

контрреволюция…………………………………………… 27

взяточничество……………………………………………….. 6

бандитизм………………………………………………………. 53

подделка документов и печатей………………. 18

фальшивомонетчики……………………………………… 7

шантаж…………………………………………………………….. 9

применение красного террора………………….39 [470].

Итак, явно невиновных, только по классовому принципу в порядке красного террора казнено 39 человек. Очевидно, что для этой цифры рамки, смастеренные эмигрантской печатью, чересчур просторны. Белогвардейская литература, бесспорно, впитала в себя элементы народного вымысла в описании красного террора.

Можно возразить, что ЧК была не единственным карательным органом, выносившим смертные приговоры, существовали еще и революционные трибуналы. Есть данные и о них.