Кеннет Роуз - Король Георг V

К этому моменту, однако, его поведение при дворе стало крайне эксцентричным. Хотя должность главного камергера за последние годы превратилась в чистую синекуру (его функции были переданы постоянному чиновнику — дворцовому эконому), Фаркухар настаивал на своем праве вмешиваться в вопросы, которые были не в его компетенции. Его стычки с герцогом Атхоллом, который в 1921 г. сменил лорда Сандхерста на должности лорд-гофмейстера, стали просто скандальными. Еще в ранние годы царствования королевы Виктории отсутствие четкого распределения обязанностей между этими двумя службами приводило в ярость ее мужа-реформатора: например, он обнаружил, что если дрова в камине должен укладывать главный камергер, то зажечь их может только лорд-гофмейстер. К началу 1920-х гг. подобные спорные вопросы были в основном решены. Главный камергер через дворцового эконома отвечал за повседневную жизнь королевских дворцов, лорд-гофмейстер нес ответственность за все официальные мероприятия — такие, как дворцовые приемы, дневные приемы, на которых присутствовали только мужчины, приемы на открытом воздухе, жалование званий, награждения и государственные визиты. Кроме того, лорд-гофмейстер в сотрудничестве с министерством служб следил за состоянием дворцовых сооружений, а также исполнял роль посредника между сувереном, с одной стороны, и палатой лордов и дипломатическим корпусом — с другой.

Лишь один спорный момент в распределении обязанностей между лорд-гофмейстером и главным камергером все еще сохранялся: кому из них принадлежит преимущество во время церемоний. Согласно Парламентскому акту Генриха VIII, это как будто должен быть главный камергер, вместе с тем назначенная королем Георгом комиссия, которая изучала, как организовано управление его двором, пришла к выводу, что более широкий круг обязанностей, исполняемых лорд-гофмейстером, дает преимущество именно ему. Однако Фаркухар, стремившийся сохранить старинные привилегии своей должности, стал являться в Букингемский дворец и заявлять о своем старшинстве перед лорд-гофмейстером даже в тех случаях, когда его присутствие вовсе не требовалось. В 1923 г., за неделю до свадьбы принцессы Марии, герцог Атхолл писал, что боится, как бы во время церемонии Фаркухар не стал буквально отталкивать его в сторону, как уже раньше не раз делал. Изучить противоречащие друг другу требования главного камергера и лорд-гофмейстера король поручил признанному знатоку пышных церемоний лорду Керзону, однако даже его длинный и красноречивый отчет не помог поставить в этом деле точку. Король, всегда проявлявший к Фаркухару непонятное снисхождение, даровал ему персональное право старшинства — вариант, на который Атхолл великодушно согласился при условии, что Фаркухар перестанет вмешиваться в его дела. Стамфордхэма и Понсонби, однако, весьма возмущало невиданное самомнение Фаркухара, и они с облегчением восприняли его отставку с поста главного камергера, последовавшую за падением Ллойд Джорджа в октябре 1922 г. По настоянию Стамфордхэма обществу разъяснили, что титул графа, который Ллойд Джордж предложил пожаловать Фаркухару, дается ему за политические заслуги, а не за службу при дворе.

Именно в это время на репутации Фаркухара появились новые темные пятна. Всего за несколько недель до поражения Ллойд Джорджа на всеобщих выборах лорд Линкольншир писал об инкриминировавшейся ему торговле наградами: «Как говорят, Гораций Фаркухар, имеющий в Сити дурную репутацию, является в этом бизнесе главным действующим лицом. Астор, получивший титул виконта, до самой смерти платил партии через Горация 40 тыс. фунтов в год». Являясь казначеем консервативной партии, Фаркухар контролировал большие денежные суммы, вполне легально пожертвованные на политические нужды. В начале 1923 г., однако, выяснилось, что вместо казны консерваторов часть денег направлялась Ллойд Джорджу. Правда, за шесть лет существования возглавлявшейся Ллойд Джорджем коалиции и соответственно временной приостановки партийной борьбы между либералами во главе с Ллойд Джорджем и консерваторами было не всегда легко определить, на чей счет должны поступать пожертвования. И все же эти фонды существовали раздельно, так что Фаркухар обязан был отчитаться за каждое пенни, которое прошло через его руки. Этого он сделать не смог.

Новый премьер-министр — Бонар Лоу, относившийся к политике с присущей ему педантичностью торговца из Глазго, был возмущен подобными беспорядками. От одного из высших должностных лиц партии он услышал иную версию об условиях сделки между Фаркухаром и покойным лордом Астором: будто бы Астор предоставил ему в полное распоряжение 200 тыс. фунтов. Из этой суммы Фаркухар якобы пожертвовал 40 тыс. на благотворительные акции, в которых был заинтересован король, а остальное поделил между фондами консервативной партии и партии Ллойд Джорджа. Можно только догадываться, почему Астор, который в 1917 г. Стал виконтом всего через пятнадцать месяцев после получения титула баронета, питал к Фаркухару столь исключительное доверие; и почему сам Фаркухар по рекомендации Ллойд Джорджа приобрел два титула подряд. Бонара Лоу в основном беспокоило то, что не удавалось найти никаких следов тех 40 тыс. фунтов, которые якобы предназначались консервативной партии, — тем более что это был не первый пример бухгалтерских «ошибок» Фаркухара. В марте 1923 г. премьер-министр сместил его с поста казначея консервативной партии.

Фаркухар принялся публично себя защищать. «Его положение, — было напечатано в „Таймс“, — всегда являлось сложным и деликатным, поскольку он лично собирал большие суммы, причем значительная часть из них вполне официально предназначалась на нужды коалиции». Хотя его объяснения были недостаточны, сама по себе неспособность Фаркухара отчитаться за деньги, доверенные ему Астором, необязательно должна была его дискредитировать. Ухудшившееся в начале 1920-х гг. здоровье сказалось как на его памяти, так и на деловых способностях. Линкольншир называл его «полуидиотом», Бонар Лоу — «впавшим в детство». Король же отметал любые намеки, которые возникали в отношении Фаркухара. В мае он вместе с королевой обедал на Гросвенор-сквер, а в августе навестил старого друга, как оказалось, в последний раз — всего за две недели до смерти Фаркухара, прожившего на свете семьдесят девять лет.

Завещание Фаркухара оказалось длинным, его наследство — колоссальным; в деньгах 1923 года оно было предварительно оценено в 400 тыс. фунтов. Королю он завещал две солонки, принадлежавшие Людовику XIV, а также любой понравившийся предмет из обстановки в Касл-Райзинге; королеве — комод Людовика XVI и обстановку в Уайт-Лодже. Королеве Александре предназначалась ваза цвета sang de boeuf, [109] Бычьей крови (фр.). а принцессе Виктории — две перепелки из дрезденского фарфора. Память делового партнера семьи Фаркухара, герцога Файфского, который умер еще в 1912 г., была отмечена особым подарком. Вдова герцога, с 1905 г. именовавшаяся цесаревной, была хорошо обеспечена своим богатым супругом, так что ей оставили всего два или три objets d’art. [110] Произведения искусства (фр.). Ее две дочери должны были получить гораздо больше. Принцессе Мод досталось бриллиантовое колье стоимостью 50 тыс. фунтов; в случае ее замужества такая же сумма предназначалась ее мужу. Другая принцесса, вышедшая замуж за Артура Коннаутского, также должна была получить бриллиантовое колье и обстановку дома № 7 на Гросвенор-сквер, а также оставшуюся часть имущества Фаркухара, не распределенного между наследниками.