Кеннет Роуз - Король Георг V

«Очень красивый ребенок, — писала королева 22 июня 1867 г., — с густыми волосиками, которые завиваются хохолком на макушке, — и с очень милыми чертами лица и смуглой кожей». На следующий год это уже было «милое, веселое, здоровое дитя, хотя и не такое красивое, как хотелось бы». Принцесса Мэй никогда не считалась красавицей, однако всегда держала себя с необыкновенным достоинством, что, казалось, прибавляло лишние сантиметры к ее вполне среднему росту, но сильно развитая челюсть, чересчур полные губы и вздернутый нос лишали ее облик безупречного великолепия принцессы Уэльской.

Выросшая в Кенсингтонском дворце, правнучка короля Георга III и крестница королевы Виктории могла считать себя только англичанкой. Первое письмо на французском языке, которое она написала бабушке, герцогине Кембриджской, включало следующую фразу: «Я уже могу говорить „бон жур“ и еще много слов на французском, но всегда буду настоящей маленькой англичанкой». Автору этого столь решительного заявления тогда было девять лет. Вслед за Мэй родились трое ее младших братьев: в 1868 г. — Адольф, в 1870 г. — Франциск и в 1874 г. — Александр. Все они впоследствии обучались в закрытых частных школах — двое в Веллингтоне, а младший в Итоне.

Весьма ограниченное влияние, оказываемое на своих детей принцем Франциском Текским, отражало тот своеобразный статус, который он имел в приютившей его стране: его считали даже не иностранцем, а скорее, лицом без гражданства. То обстоятельство, что он был лишен права наследования в родном Вюртемберге и расстался с военной карьерой в австрийской армии, способствовало развитию у принцессы Мэй романтической привязанности к Вене и отвращения к чопорным маленьким дворам Германии. Периодически повторявшиеся бесплодные попытки принца занять более высокое место в королевской табели о рангах и, несмотря на морганатический брак отца, быть признанным ebenburtig , оборачивались всегда унынием и раздражением. В 1871 г. ему все же удалось убедить своего кузена короля Вюртембергского присвоить ему титул герцога Текского, однако королева Виктория упорно противилась этому, не желая именовать его Королевским Высочеством.

Возможно, герцог Текский не так тяжело переживал бы из-за своего положения, если бы нашел более достойное применение своим силам, нежели уход за садом и перестановка мебели в будуаре его жены. Во время Египетской кампании 1882 г. он некоторое время служил в штабе лорда Вулсли, однако плохое зрение и склонность к меланхолии помешали его военной карьере. Тем не менее почетный полковник добровольцев почтовой службы все же был повышен в звании до армейского полковника. Но даже после этого он не получил полного удовлетворения. Когда герцог впервые появился в новой форме, принц Уэльский с жалостью заметил: «У Франциска не те пуговицы».

Королева же только улыбнулась, когда Дизраэли предложил, чтобы Текские представляли ее в Ирландии в качестве вице-короля и вице-королевы. В данном случае основным препятствием был чересчур благодушный характер Марии Аделаиды, к тому же у нее отсутствовали такие истинно королевские качества, как осмотрительность и пунктуальность. В любом случае ни она, ни ее муж не имели необходимых средств, чтобы вести в Дублинском замке образ жизни, соответствующий званию проконсула. По той же причине позднее было отвергнуто и предложение сделать герцога правителем Болгарии. Этот аргумент, однако, не убедил лорда Розберри, который с сарказмом заметил: «Что ж, тогда давайте возведем на болгарский трон Вандербильта!»

Следует сказать, что своими финансовыми трудностями, действительно омрачившими юность принцессы Мэй, герцог и герцогиня Текские были в основном обязаны самим себе. Да, принц Франциск не имел ничего, кроме красивого профиля и изящной фигуры, но принцесса Мария Аделаида получала от парламента ежегодную субсидию в 5 тыс. фунтов и такую же сумму от своей матери. В те времена слуги обходились довольно дешево, поскольку довольствовались низкими заработками, этого вполне хватало, чтобы воспитывать детей и жить в полном достатке. Однако герцогиня Текская была весьма гостеприимна, а ее гордый и чересчур чувствительный муж поддерживал ее, опасаясь, что любая попытка сэкономить на приеме гостей может усугубить его и без того сомнительное положение. Щедрые приемы проходили не только в Кенсингтонском дворце. В 1870 г. Текские убедили королеву передать им в дополнительное пользование принадлежавший короне Уайт-Лодж, находящийся в Ричмонд-парке, что в десяти милях от Кенсингтона. В результате их и без того немалые расходы по дому увеличились вдвое.

Вскоре Текские залезли в большие долги, но даже не пытались экономить, а искали тех, кто бы им помог. Королева, считавшая, что сделала для своей расточительной кузины вполне достаточно, отказала им в помощи. Герцогиня Кембриджская, с учетом ее ограниченных возможностей, помогала им как могла. Баронесса Бердетт-Куттс внесла этих царственных друзей в длинный список нуждающихся в помощи, на которых тратила свое огромное состояние: именно она дала им взаймы 50 тыс. фунтов, даже не надеясь когда-нибудь вернуть эти деньги. Но чем больше герцогиня Текская получала, тем больше тратила. Как-то в ситуации, когда торговцы донимали ее неоплаченными счетами на общую сумму в 20 тыс. фунтов, герцогиню пригласили на открытие нового здания церкви в Кенсингтоне, на строительство которого внес щедрые пожертвования местный бакалейщик Джон Баркер. «А теперь, — заявила она развеселившейся аудитории, — я предлагаю выразить нашу признательность господину Баркеру, которому мы все стольким обязаны». Когда стало ясно, что даже самые терпеливые и благожелательные кредиторы вот-вот обратятся в суд, Текские последовали примеру многих из тех, кто, по характерному выражению их собственной дочери, проживал на Безденежной улице, — уехали за границу.

В период между 1883 и 1885 гг. принцесса Мэй вместе с родителями обреталась в своеобразной ссылке во Флоренции. Сначала они жили в гостинице, а потом на вилле, предоставленной им в пользование друзьями. При всей непрактичности Текские, однако, сумели дать дочери более достойное образование, чем Уэльские своим детям. Хорошо владея английским, французским и немецким, она стала изучать итальянский и историю искусства, брать уроки пения и рисования, увлеклась ботаникой и научилась определять полевые цветы Тосканы. Сначала, правда, принцесса Мэй не оценила в полной мере то культурное богатство, которое судьба столь щедро предоставила в ее распоряжение. «Мы находим Флоренцию довольно скучным местом, — говорила она своему старшему брату, — но, конечно, большую часть времени проводим, осматривая церкви». Флорентинские дома, добавляла она, «очень неудобно устроены и очень грязные, а от людей здесь всегда воняет чесноком». В то время ей было всего шестнадцать лет, она еще перерастет свою ограниченность.