Кеннет Роуз - Король Георг V

В дни, когда у него падало настроение, король жаловался, что, наверно, никогда больше не сможет охотиться. Его все же убедили послать за оружейным мастером, который предложил ему попрактиковаться с ружьем, чтобы заставить мышцы снова работать. Приученный за многие годы к строгой стрелковой дисциплине, король не хотел держать в доме даже незаряженное ружье. Тогда фирма «Пурдэй» сконструировала и изготовила для него макет настоящего ружья — точно таких же размеров и такого же веса, как оригинал, с золотым королевским вензелем на прикладе. Вместо ударного механизма там, однако, находилась электрическая батарейка с лампочкой: когда король нажимал на спусковой крючок, из ствола вырывалась яркая вспышка света. Таким образом, он мог не только вновь «почувствовать» ружье, но и проверить свою меткость с помощью светочувствительной мишени. Чтобы избавить его от лишних усилий, «Пурдэй» изготовила для короля партию ружей 20-го калибра — вместо 12-го, которым он всю жизнь пользовался. «Совсем себя не узнаю», — записал король 21 октября 1929 г., когда он впервые после болезни вышел на охоту. В итоге ружья 20-го калибра он вернул фирме, которая взамен изготовила для него пару облегченных ружей 12-го калибра, — они весили на полкилограмма меньше, то есть чуть меньше шести фунтов вместо привычных шести с половиной. [151] Примерно 3 кг. После этого король вновь начал стрелять с прежней меткостью.

Из Богнора король также продолжал следить за своими неудачами на скачках. Когда его лошадь Гластонбери потерпела поражение от принадлежавшего Розбери Мидлотиана (его включили в забег по ошибке), король не удержался и послал счастливому владельцу телеграмму: «Проклятый Мидлотиан!» На это он получил следующий ответ: «Лорд Розбери нижайше свидетельствует свое почтение и благодарит Ваше Величество за любезные поздравления». Король вынужден был признать, что Розбери одержал двойную победу.

Через три месяца пребывания у моря королю разрешили возвратиться домой, чтобы уже там продолжать выздоровление. Тем не менее Богнор всегда будет ассоциироваться с его исцелением. Рассказывали, что, когда семь лет спустя он лежал смертельно больной, один из докторов, желая утешить беспокойного пациента, прошептал: «Веселее, Ваше Величество, скоро Вы снова окажетесь в Богноре». На это король якобы ответил: «Проклятый Богнор!» [152] Буквально: bugger Bognor; bagger — содомит, педераст (англ.). — и вскоре издал последний вздох. В этом рассказе есть определенное правдоподобие. Король всегда любил энергичные выражения, тем более когда вокруг него суетились медики. Например, сэр Фредерик Уилланс, его лечащий врач в Сандрингеме, вспоминал, как во время последней болезни король отвергал прописанные ему лекарства, повторяя: «Уилланс, я больше не стану принимать Вашу чертову дрянь».

Существует, однако, и более жизнеутверждающий вариант этой истории, подкрепленный авторитетом сэра Оуэна Моршеда, королевского секретаря. Уже близился отъезд короля из Богнора, когда в Крейгвейл прибыла депутация из числа наиболее уважаемых горожан — просить о том, чтобы их столь полезный для здоровья город впредь именовался Богнор Регис. [153] Королевский Богнор. Делегацию встретил Стамфордхэм. Приняв петицию, предложил гостям подождать, пока он посоветуется с находящимся в соседней комнате королем. Суверен ответил вышеупомянутым ругательством, которое Стамфордхэм искусно перевел делегатам. Его величество, сказал он, любезно согласился удовлетворить их просьбу.

Король еще оставался в Богноре, когда французский посол в Лондоне сообщил своему правительству, что для царственного пациента заказаны номера в лечебнице профессора Кределя в Бад-Наугейме. Мсье Флере снова ошибся. Покинув 15 мая Крейгвейл, король направился не в Германию, а в Лондон.

Однако здоровье его поправлялось медленно, сил хватало лишь на короткие прогулки и поездки. Вскоре выяснилось, почему процесс затянулся. На месте, подвергшемся операции, образовался абсцесс. 31 мая гнойник, наконец, прорвался, несколько облегчив боль. Тем не менее дирижировать сменой правительства королю пришлось с 39-градусной температурой. 4 июня Виндзор посетил потерпевший поражение Болдуин, на следующий день там появился его преемник Макдональд. Новый премьер-министр записал в дневнике:

«Ездил в Виндзор. Король в желтом китайском халате с розовыми бортами и сине-зеленым рисунком. Лицо как будто вытянулось, лоб удлинился, глаза смотрят пристально и легко вспыхивают. Временами говорит очень громко. Сидел на софе перед столом (маленьким), перед ним лежали блокнот и карандаш. Очевидно, он очень тяжело болен. Был не всегда сдержан, особенно громыхал против двух кандидатов в министры. Забыл предложить мне сформировать правительство, но я все равно принял назначение. По отношению ко мне был весьма сердечен».

Совпадение по времени болезни короля и смены правительства породило еще одну легенду: абсцесс у короля прорвался, когда он смеялся над одной из грубых шуток Дж. Г. Томаса. Однако на самом деле новый лорд — хранитель малой печати появился в Виндзоре лишь 8 нюня, то есть неделей позже.

В тот же самый день лорд Доусон Пенн принял присягу в качестве члена Тайного совета — исключительная для врача честь, оказанная по личному настоянию короля и против желания уходящего в отставку премьер-министра. Это было не только жестом благодарности спасенного пациента, но и своеобразным актом искупления. За десять лет до этого, когда Ллойд Джордж рекомендовал присвоить сэру Бертрану Доусону звание пэра, король воспротивился, полагая, что более старшие по возрасту доктора сочтут себя обойденными и что, если принимать во внимание военные заслуги, хирурги в этом отношении имеют преимущество перед всеми прочими. Ллойд Джордж, однако, настаивал, аргументируя тем, что данную честь следует рассматривать не как награду за прошлую службу, а как меру по укреплению палаты лордов. С этим король согласился, и в 1920 г. Доусон получил звание пэра как авторитетный специалист в области здравоохранения.

К несчастью для Доусона, получение им звания тайного советника (как и награды меньшего ранга другими врачами и хирургами) совпало с сильным нагноением раны у короля. Чтобы не волновать публику, король согласился 1 июля вернуться в Букингемский дворец, откуда шесть дней спустя торжественно направился в Вестминстерское аббатство. Там он встретил теплый прием, однако не преминул напомнить своим докторам об их недоработках. «Хороша благодарственная служба, — говорил он, — с дырой в спине!» 15 июля ему сделали еще одну операцию — с целью прямого дренажа рецидивирующего абсцесса. На сей раз она увенчалась полным успехом. На следующее утро король попросил к завтраку чай с гренками, что знаменовало собой начало окончательного выздоровления. И хотя полное исцеление наступило только 25 сентября (причем шрам на месте разреза еще оставался весьма чувствительным), король все же смог 24 августа отправиться в Сандрингем.