Кеннет Роуз - Король Георг V

Далее, бесстыдно пытаясь извлечь политические выгоды из собственной непримиримости, он предлагал королю напомнить министрам, что они обязаны провести всеобщие выборы перед тем, как билль о гомруле станет законом: возможность, о которой король неосторожно упомянул при лидере оппозиции несколькими месяцами раньше. Стамфордхэм весьма жестко реагировал на эту дерзкую выходку: «Что же касается специальных посланий своим министрам, действия Его Величества будут определяться временем и обстоятельствами».

Король все еще не расстался с идеей представить гомруль на суд избирателей, даже если это потребовало бы столь рискованной меры, как отставка правительства или же отказ от одобрения закона. Однако в глубине души он вовсе не хотел менять советников, тем более по подсказке Бонара Лоу. Он признавался Эшеру, что ему нравится Асквит, «с которым у него установились самые искренние и дружеские отношения». К мрачному и раздражительному лидеру оппозиции он не испытывал подобных чувств. Еще меньше король хотел, чтобы Форин оффис покинул сэр Эдвард Грей. Он называл его «самой уважаемой фигурой в европейском дипломатическом мире, которой невозможно найти замену».

Премьер-министр, однако, не отвечал королю взаимностью. При встречах Асквит выражал ему благодарность за тактичное посредничество, а за его спиной вел себя отнюдь не так уважительно. В конце заседания правительства, когда Харкорт заметил, что отправляется удалять зуб, премьер-министр заметил, что он в сходном положении — едет к королю. Венеции Стэнли он сообщил, что получил «письмо (весьма невротического свойства) из самой высокой резиденции». Позднее он писал: «Во время встречи во дворце я обнаружил, что Другая Сторона больше всего озабочена собственным положением и „ужасным перекрестным огнем“, под который он, как считает, попал».

Тот мрачный юмор, с которым Асквит упоминал о монархе, можно назвать недобрым, но никак нельзя — незаслуженным. Своими тщательно продуманными официальными заявлениями король мог соперничать с любым министром, однако во время разговоров в гостиной его бесхитростные замечания беспокоили даже королеву Марию. «Иногда он бывал чересчур прямолинеен, — вспоминала она в последний год жизни. — Помню, у меня была одна придворная дама, полная дура, любившая во время поездки на моторе задавать моему мужу нескромные вопросы. Он всегда отвечал то, что думал. Мне пришлось избавиться от этой женщины». Керзон, который зимой 1913 г. несколько дней гостил вместе с королем в Чэтсуорте, рассказывал Бонару Лоу:

«Король был там менее сдержанным на язык и более возбужденным, чем в Балморале. Конечно, он много говорил о достижении соглашения.

Очевидно, позабыв о том, что леди Крюэ является женой влиятельного министра, он поведал ее изумленному слуху чудовищную критику в адрес Ллойд Джорджа относительно фазанов и кормовой свеклы».

Конечно, сандрингемского сквайра было просто невозможно заставить хранить молчание. За несколько недель до этого Ллойд Джордж возобновил свои атаки на землевладельцев, заявив, что их фазаны якобы уничтожают целые поля кормовой свеклы, — совершенно абсурдное обвинение, о чем ему сообщил бы любой сельский житель. Возмущение короля ошибкой Ллойд Джорджа выглядит, однако, меньшей бестактностью, нежели тот факт, что Керзон сообщил о нем именно Бонару Лоу. Впрочем, возможно, Керзон действительно не слышал историю о том, как его коллега из Глазго, остановившись в одном из «больших домов» Англии, во время утренней прогулки был потревожен выпорхнувшим из-под ног фазаном. Новоиспеченный лидер партии сельских джентльменов не нашел ничего лучшего, чем спросить у радушного хозяина: «Ради Бога, скажите, что это за птица?»

Во время той охоты в Чэтсуорте Ллойд Джордж был не единственным, кем король оказался недоволен. Среди других гостей герцога и герцогини Девонширской были Аберкорны и Крюэ — две семьи, некогда связанные тесной дружбой. Однако воспламененная призраком гражданской войны в Ирландии герцогиня Аберкорн отказалась сидеть рядом даже с таким умеренным членом правительства, как лорд Крюэ, и размещение гостей за столом пришлось срочно пересматривать. Король был очень возмущен подобным оскорблением, нанесенным министру в его присутствии. В конце визита, на обратном пути в Лондон, он пригласил в королевский поезд только чету Крюэ, но не Аберкорнов.

Король и его кузен Менсдорф только качали головами, видя, что политическое ожесточение все больше проникает в светскую жизнь. «Сейчас вряд ли можно одновременно пригласить куда-то представителей правительства и оппозиции, — писал в дневнике посол. — Как всегда, женщины проявляют большую горячность, нежели мужчины, и делают все для того, чтобы положение стало еще хуже». Лондондерри, столь же ревностные юнионисты и ирландские землевладельцы, как и Аберкорны, отказались принять приглашение в Виндзор на скачки в Аскоте; они не могли позволить себе оказаться в одной карете с такими либералами, как Честерфильды или Гранарды. А на вечернем приеме у герцогини Сазерлендской лорд Лондондерри внезапно резко повернулся и покинул дом в тот момент, когда должен был подойти к хозяйке: он заметил в толпе лорда и леди Линкольншир.

Монарху, ценящему порядок, подобные выходки были неприятны, однако все они бледнели перед зловещей перспективой гражданской войны. Несмотря на провал конфиденциальных переговоров между Асквитом и Бонаром Лоу, король продолжал на них давить. «Я обязательно приглашу сюда на один вечер П.М., — писал он из Сандрингема в канун нового, 1914 г. — Я буду надоедать ему как можно больше».

Неадекватные уступки, считал король, гораздо хуже, чем вовсе никакие. По его настоянию кабинет снял свое предложение, известное как «завуалированное исключение» протестантских графств из сферы действия гомруля. «Я не скрывал от Вас свое мнение о том, — говорил король Асквиту, — что Ольстер никогда не согласится послать своих представителей в ирландский парламент в Дублине, независимо от того, какие гарантии Вы сможете им обеспечить». Он вновь принялся возражать, когда кабинет выдвинул новый план, по которому Ольстер полностью исключался из сферы действия гомруля, но лишь на три года; столь короткая отсрочка, предупреждал он, будет неприемлема для сэра Эдварда Карсона, лидера воинствующих ольстерских юнионистов.

Вместе с тем своей настойчивостью король сумел кое-чего добиться. В марте 1914 г. премьер-министр сделал уступку, немыслимую еще два года назад. Перед тем как отправить билль о гомруле на третье и последнее чтение, как того требовали парламентские правила, Асквит предложил, чтобы Ольстер был исключен из сферы его действия не на три года, а на шесть лет — к тому времени, когда этот период закончится, мнение страны о гомруле будет проверено на двух всеобщих выборах. Еще до того как премьер-министр успел высказаться, король неофициально попросил и Бонара Лоу, и Карсона с пониманием отнестись к предстоящему правительственному заявлению. Его просьба оказалась тщетной — Карсон потребовал навсегда и полностью исключить Ольстер из сферы действия гомруля. Выступая в палате общин, он заявил: «Мы не хотим смертного приговора с отсрочкой на шесть лет». Редмонд только под сильным давлением своих союзников-либералов согласился на шестилетнюю отсрочку; дальше он мог пойти, только предав соратников-националистов. Ситуация вновь зашла в тупик.