Кеннет Роуз - Король Георг V

Позже отношения между двумя партиями еще более обострились из-за высказывания Уинстона Черчилля. В публичном выступлении в Брэдфорде он намекнул, что гомруль может быть введен в Ольстере силой. Обвинив Карсона в «изменническом заговоре», Черчилль также заявил, что «есть кое-что похуже даже широкомасштабного кровопролития», и пригласил аудиторию вместе с ним «подвергнуть испытанию эти серьезные вещи».

Король, которого приближение гражданской войны одновременно страшило и печалило, умолял Асквита вынести вопрос о гомруле на общенациональный референдум. Его нынешнее правительство, говорил король, в конце концов исчезнет и будет забыто, но сам Асквит останется и о его действиях будут помнить. В момент, когда король 19 марта встречался в Букингемском дворце с премьер-министром, уже как будто началось то, чего он более всего страшился: взбунтовавшиеся офицеры британской армии отказались принимать участие в операциях против Ольстера. Два дня спустя он с гневом писал: «Не нахожу слов, чтобы выразить, как я опечален той чудовищной и непоправимой катастрофой, которая обрушилась на мою армию; что бы теперь ни произошло, это навсегда запятнает ее долгую и славную историю».

Во время дискуссий по поводу гомруля король неоднократно предупреждал Асквита о невозможности использования армии для обуздания Ольстера, и премьер-министр каждый раз отвергал его опасения. Правительство, заверял он короля, не имеет намерений использовать войска для политических целей. «С кем они будут воевать?» — успокаивал он. В любом случае, добавлял Асквит, король несет за армию не больше ответственности, чем за какой-нибудь другой правительственный институт, и любой отданный войскам приказ будет на совести министров, а не монарха. Эта лекция по основам конституционной практики тем не менее не произвела особого впечатления на короля, который считал, пусть не в такой степени, как Генрих V, что в военных вопросах он должен играть более важную роль, нежели в делах Казначейства или почтовой службы. Это мнение разделяли и в вооруженных силах, где личная преданность монарху была несопоставима с отношением к нему почтальонов или клерков Уайтхолла. [68] Улица в Лондоне, на которой расположены правительственные учреждения.

Поэтому вполне понятно то чувство унижения, в том числе и личного, испытываемого королем, когда утром 21 марта он прочитал сообщение о волнениях в войсках в Каррике, неподалеку от Дублина. То обстоятельство, что он узнал об этом из газет, а не от правительства, только усилило его негодование.

Правда, однако, оказалась не столь ужасной: на самом деле речь шла не столько о лживости правительства и недовольстве военных, сколько об истерии и путанице, невразумительных приказах и плохом командовании.

За несколько дней до этого правительственный комитет по делам Ирландии вызвал в Лондон сэра Артура Паджета, командующего войсками в Ирландии. В столице он получил определенные приказы, но, поскольку они были отданы устно, сейчас точно неизвестно, каковым конкретно оказалось их содержание. Правительственный комитет, в который входили такие известные краснобаи, как военный министр Джон Сили и первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль, позднее утверждал, что Паджету всего лишь дали указание усилить охрану военных объектов в Северной Ирландии в связи с ожидаемыми атаками карсоновских «добровольцев Ольстера». Для этих целей он имел в своем распоряжении значительные сухопутные и морские резервы. Когда Паджет выразил беспокойство относительно возможного поведения своих офицеров, многие из которых симпатизировали Ольстеру, военный министр предложил ему руководствоваться следующими принципами. Офицерам, которые должны участвовать в подавлении беспорядков и выступать в поддержку гражданских властей, не разрешается уклоняться от своих обязанностей; тех же, кто отказывается подчиняться приказам, следует увольнять из армии; офицеры, постоянно проживающие в Ольстере, могут, однако, быть освобождены от этих обязанностей. (Заметим, кстати, что убеждения унтер-офицерского состава и прочих военнослужащих, проходивших службу в Ирландии, вообще в расчет не принимались.)

Вернувшись в Ирландию, Паджет собрал подчиненных ему старших офицеров, однако указания, которые он им отдал, существенно отличались от полученных в Лондоне. С напыщенной важностью, которая в менее серьезной обстановке показалась бы просто комичной, он заявил, что «против Ольстера должны вскоре начаться активные действия», что Ирландия скоро будет «в огне» и что офицеры в течение ближайших часов должны решить, в чем состоит их долг. Пришедший в сильное возбуждение, генерал Паджет так и не сообщил своим подчиненным, что намечаемые передвижения войск являются просто мерой предосторожности и что последующие акции будут ограничены задачами сохранения закона и порядка, поддержкой гражданских властей. Когда его несколько наивно спросили, исходят ли эти указания от короля, он подтвердил это. «Не думайте, офицеры, — на следующий день уточнил он, — что я получаю приказы от этих свиней-политиков. Нет, я получаю приказы только от суверена».

Своеобразное понимание Паджетом инструкций военного министерства и его пламенные речи произвели на подчиненных ему офицеров совсем не то впечатление, на какое он рассчитывал. Пятьдесят восемь кавалерийских офицеров во главе с чересчур горячим и импульсивным, но популярным в войсках бригадиром Хьюбертом Гахом тут же решили пожертвовать своей карьерой (те, кто об этом пишет, часто, однако, забывают, что их примеру отказались последовать 280 офицеров из других полков) и заявили, что готовы воевать с врагами короля, но не с его верными ольстерскими подданными. Тем не менее никто из этих пятидесяти восьми никогда не отказывался выполнять приказы. Паджет в качестве альтернативы предложил им немедленную отставку, и они на нее согласились. Несомненно, без этого ультиматума (который описывающий данный эпизод историк справедливо считает ненужным, неразумным и неуместным) все офицеры продолжали бы исполнять свои обязанности и так называемого кар рикского мятежа никогда бы не произошло.

Полностью разделяя тревогу короля, Асквит действовал весьма решительно и вскоре уже смог доложить суверену, что провокационные приказы Паджета исходят не от правительства и непокорные офицеры могут вновь приступить к службе. «С точки зрения кабинета, — писал он, — было бы неправильно требовать от офицеров каких-либо заверений по поводу их поведения в обстоятельствах, которые могут никогда не возникнуть». Король воздержался от ответа, хотя ему было что сказать премьер-министру, который не проявил подобной щепетильности в ноябре 1910 г., когда в столь же неясной ситуации буквально вырвал у своего суверена соответствующие гарантии.