Сергей Кузьмин - Сроку давности не подлежит

Превращая советскую землю в безлюдную пустыню, гитлеровцы следовали примеру всех колонизаторов. Они рассчитывали на то, что города и села не поднимутся из руин. И в грядущем послевоенном устройстве Советскому Союзу будет уготована роль второразрядного, полузависимого государства, которое в конце концов удастся превратить в бесправную колонию если не Германии, то хотя бы какой-либо другой империалистической державы. Об этом мечтали и реакционные круги наших союзников по антигитлеровской коалиции. Хорошо известна фраза, брошенная в начале войны сенатором Трумэном, будущим президентом США: «Пусть они (Германия и СССР. — Авт.) убивают друг друга как можно больше». После войны американские специалисты, посещавшие СССР, при виде страшных разрушений, причиненных войной, уже открыто говорили, что Россия стала второразрядной державой и своими собственными силами ей с восстановлением народного хозяйства не справиться.

Но героический труд советских людей, руководимых Коммунистической партией, опрокинул все расчеты и гитлеровских, и американских, и прочих колонизаторов. Наша страна в невиданно короткие сроки залечила раны, нанесенные войной, и ныне уверенно идет к еще более высоким вершинам социального и научно-технического прогресса.

Поколения советских людей, вступившие в войну 1941–1945 годов, о рабовладельческом и крепостном режиме знали только из учебников истории и произведений классической литературы. Крепостное право в России было отменено в 1861 году. Это XIX век.

И вот в 40-х годах XX века фашизм огнем и мечом стал насаждать рабско-крепостнический режим на оккупированной территории Советского Союза. Это не укладывалось ни в какие общественные нормы, выработанные человеком XX века, века рождения коммунистической цивилизации, противоречило устремлениям человечества, не говоря уже о советских людях, которым Конституция Советского Союза обеспечила право на свободный труд без эксплуатации человека человеком.

В 1943 году мне довелось прочесть письмо 16-летней Нади, ученицы 9 класса Ворошиловградской средней школы, которое потрясло меня и осталось в памяти по сей день. Ведь эта девочка, как и все дети Советского Союза, твердо была уверена в светлом своем «завтра», училась, изучала историю, знала, что право на свободный труд ей обеспечено государством. И вдруг в один из дней, в год своего 16-летия, когда советские юноши и девушки получают паспорта гражданина СССР, фашисты угнали Надю на чужбину и сделали рабыней. Можно представить и понять всю глубину трагедии этой юной души, и не одной Нади, а сотен тысяч таких, как она, угнанных фашистами в рабство.

Вот это письмо Нади С:

«Немцы насильно отправили почти всю нашу молодежь на каторжные работы в Германию. На вокзале ко время отъезда стояли стон и плач. Плакали отъезжающие и провожающие. Меня и еще 16 девушек направили в г. Швац. Здесь происходила самая настоящая торговля русскими людьми. Немцы и немки поворачивали нас во все стороны, мерили и ощупывали. Меня купил булочник. Он заставлял меня работать с 6 часов утра до поздней ночи. Хотя я жила у булочника, но хлеб кушала редко. Каждый день я мыла пол, стирала утром и вечером, нянчила детей… Фрау была не очень злая — толкнет, ущипнет или по голове ударит, но не очень больно. Только было обидно, как вспомнишь, что училась в восьмом классе, изучала французский язык, историю, а тут сама стала рабыней, как в период римского владычества. От непосильного труда, голода и побоев я заболела».

Или вот рассказ 16-летней Вали Демушкиной, возвратившейся из неволи на родину ослепшей. Она не заметила, как закипело и начало литься на электрическую плиту молоко. Ее хозяйка ворвалась в кухню, вырвала из рук девушки кастрюлю с остатком кипящего молока и выплеснула ей в лицо. Потерявшая от боли сознание Валя ослепла. Произошло это в Германии в первый день нового, 1943 года.

Вот два письма матери от увезенной гитлеровцами в неволю Нонны Г. Они посланы 8 октября и 10 ноября 1942 года:

«Я хожу босая, потому что у меня нет обуви. Хожу как нищая. Хлеб получаем 2 раза в день по 100 граммов. Работаем 12 часов в день… За короткое время нашей жизни здесь мы все выбились из сил, недосыпаем, недоедаем».

В другом письме она пишет, что каждую ночь, в два часа, русских работниц выводят во двор, чтобы пересчитывать. Стоят они там и в дождь, и в мороз, почти босые. И это не все. «О, есть еще хуже, — восклицает она, — еще тяжелее, но я не в силах описать. Мамочка, если можно, вышлите мне посылку — луку и чесноку: у меня цинга». Но фашистская цензура не пропускала таких писем, и дальнейшая судьба девушки неизвестна. Скорее всего она так и не увидела родную землю.

О страшной жизни на фашистской каторге писала из г. Хемница советская девушка Надя Л.:

«Дорогая мама! Мы живем в бараке — 60 душ, спим на соломе. В этом бараке очень холодно. На работу ходим на трикотажную фабрику. Работаем с 6 часов утра до 9 часов вечера, есть нам дают утром тарелку кипятку и 50 граммов хлеба, на обед суп без хлеба, на ужин суп без хлеба… Очень я тоскую, что живу в неволе. Не вижу света, не вижу ничего, кроме своего барака страшного. Нас водят на работу и с работы, как невольников».

Из г. Штутгарта Леонид Д. послал весточку на родину в г. Щигры Курской области:

«Здравствуйте, дорогие родные папа, мама, Рая, Ваня и братик Юрик…Когда мы приехали в Германию, нас сортировали в распределительном лагере, и я с тех пор разлучился с сестрой Зоей и до сих пор не видел ее. Милая мама, ходили грязные, не купались по два месяца, кормили вшей. Завод от лагеря 5 км, а от питания я еле двигаю ноги, так что эта жизнь в Германии останется на всю мою жизнь в памяти. Если выживу и вернусь домой, то все расскажу, так что у вас, мои родные, станут волосы дыбом. Я уже решил покончить с собой, но воздержался, думаю, придет наше лучшее время…»

О фактах, когда советские люди предпочитали смерть рабству, гитлеровцы писали и сами. У обер-ефрейтора 405-го полка 121-й пехотной дивизии Рудольфа Ламмермайера, убитого под Ленинградом, было обнаружено письмо его матери из местечка Люгде:

«Вчера днем к нам прибежала Анна Лиза Ростерт. Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Наши работницы польки говорили, что фрау Ростерт все била, ругала русскую. Она прибыла сюда в апреле и все время ходила в слезах. Мы успокаивали фрау Ростерт, можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу».

Советских граждан покупали как рабов, как скот. Плата за них требовалась минимальная. Поэтому хозяева дорожили ими меньше, чем жизнью, скажем, коровы или собаки.

Судя по письмам, найденным у погибших немецких солдат, у их жен и матерей была одна забота — заставить невольников больше работать, меньше кормить. Когда наши войска пришли в Германию, многие рабовладельцы пытались приписать себе гуманное обращение с советскими людьми. Но в тех письмах, которые хранили убитые немецкие солдаты, каких-либо выражений сочувствия к дармовой рабочей силе мне не попадалось. Типичными были письма вроде того, которое отправила унтер-офицеру Виккерту его жена Мария Виккерт из Франквейлера. «…Я тебе не сообщала о получении посланных тобой 100 марок, — писала она. — Я тут же отдала их твоей матери, чтобы она могла купить пленных. Теперь это не так дорого».