Карл Абжаген - Адмирал Канарис

Канариса любили все. Также и те, с которыми он не мог объясняться в беседе, потому что он не владел греческим языком, чувствовали, что перед ними был друг, который и без слов понимал их душу. С детьми в доме он быстро установил дружеские отношения, и на праздник Св. Николая он сделал им сюрприз, явившись в образе святого, которого дети одновременно и любили, и боялись.

Эти дни отпуска были такими безмятежными и счастливыми, что они прошли, — как в опьянении. Канариса настолько захватила красота пейзажа и гармония окружающего мира со всей его неповторимостью, что ему на мгновение пришла в голову мысль оставить морское дело и карьеру, купить здесь маленькое имение и вести дальше идиллическое существование. Это была мечта-мгновение. Отпуск подошел к концу, и Канарис вернулся из залитого солнцем Корфу в зимний Вильгельмсхафен на борт «Силезии».

Вскоре ему довелось снова увидеть Дукадес. В следующее лето «Силезия» совершала крейсерскую поездку по Средиземному морю. Была предусмотрена короткая остановка на Корфу. Гостеприимные хозяева прошлой осени использовали возможность, чтобы дать большой бал для офицеров германского корабля и для дам и господ местного общества. Это был праздник, о котором жители долго еще потом говорили.

Из этой поездки Канарис привез с собой домой портрет греческого морского героя Канариса. Это был подарок его прошлогоднего хозяина, напоминающий о каникулах в Дукадесе, — как будто можно было забыть эти золотые дни! Но Канарис искренне был рад портрету «прародителя», и тот занял почетное место в его доме.

В течение более чем двухлетней службы на «Силезии» различные заинтересованные стороны внутри и вне морского ведомства неоднократно настаивали на том, чтобы сократить службу Канариса на борту и вновь предоставить ему в Берлине сферу деятельности, в которой можно было бы использовать его дипломатические таланты, как это было в прошлые годы. Для самого Канариса возвращение в управление морским флотом или его использование для специальных заданий за границей было бы очень желательным. Но в управлении морского флота он оставил не только друзей. Во всяком случае, инстанции, ведающие кадрами, распорядились иначе. До октября 1930 г. Канарис оставался на «Силезии» — в это время он в июле 1929 г. получил повышение и стал капитаном 2-го ранга, — и когда затем он снова получил пост в вышестоящем штабе, тот также находился вне Берлина. Канарис стал начальником штаба военно-морской базы в Северном море; это означало, что он оставался в Вильгельмсхафене. Поэтому решающие для внутриполитического развития Германии годы, 1930–1932-й, он провел именно здесь. Вильгельмсхафен был тогда, как уже говорилось, морским городом, в котором совершенно отсутствовали признаки штатского, по крайней мере, для служащих морского флота.

Для Канариса мало что меняется, когда 1 декабря 1932 г. он принимает на себя командование линейным кораблем «Силезия», то есть кораблем, на котором он уже служил прежде свыше двух лет в должности первого офицера. Он — командир большого корабля. Но возникает вопрос, полностью ли он удовлетворен ходом своей карьеры в течение последних лет. Для его живого ума круг его товарищей в Вильгельмсхафене не совсем его удовлетворяет. Корабль не вызывает у него огромной радости: «Силезия» — старый корабль, построенный задолго до Первой мировой войны; он устарел уже к 1914 году, а в четвертом десятилетии XX в. вообще не имел серьезного военного значения. Несмотря на это он прилагает все силы, чтобы его командование было успешным. Так же, как прежде он был отличным первым офицером, так и сейчас он был хорошим командиром, во всяком случае для своих офицеров он не был удобным капитаном: слишком уж хорошо он знает службу во всех ее деталях, да и сам он слишком уж прилежен, слишком педантичен. Насколько бы любезным и понимающим он ни был, особенно когда дело касалось человеческих слабостей молодых людей, как бы он ни был готов помочь каждому, кто находится действительно в беде, настолько же резко и строго он пресекает небрежность и неаккуратность на службе. Нет, удобным начальником капитан военно-морских сил Канарис не был. У рядового состава, во всяком случае, опять все хорошо: о них он заботится, как и прежде, когда был первым офицером, образцово.

Через два месяца после того, как Канарис стал командиром «Силезии», рейхспрезидент назначает Гитлера рейхсканцлером. Среди молодых офицеров и очень большого числа служащих из рядового состава флота это событие воспринимается с воодушевлением. Наконец-то есть национальное правительство, которое наверняка вскоре сбросит ограничения Версальского договора и поставит флот снова на полагающееся ему место, — так думают они. Канарис также относится к новому правительству положительно, хотя он и не разделяет слепого энтузиазма молодых; для этого он слишком хорошо видит недостатки правительства. Он, пожалуй, раньше, чем большинство представителей его поколения в офицерском корпусе, понимает, что «национальное правительство» — это не настоящая коалиция и что в нем слишком сильные позиции занимают национал-социалисты в силу их господства на улицах и существует опасность, что однажды они утрут нос своим товарищам по коалиции. Однако масштабы подобного развития он предвидеть не смог. Он думал, как и многие другие, что рейхспрезидент и рейхсвер окажутся достаточно сильными, чтобы держать Гитлера в узде, если тот зайдет слишком далеко. Но тем временем, полагает он, можно использовать динамизм национал-социализма для того, чтобы, по крайней мере, попытаться ослабить путы Версальского договора, а внутри страны преодолеть хозяйственный кризис. Провозглашенная Гитлером политика мирной ревизии Версальского договора нравится Канарису, жесткая политика в отношении Москвы ему также импонирует. Военно-морской флот не имеет никакой заинтересованности в сотрудничестве с Красной Армией, представляющем интерес для сухопутного войска, и Канарис, несмотря на почитание им Бисмарка, унаследованное от отца, не в такой мере пруссак, чтобы всерьез принимать идею немецко-русского союза против Запада. Кроме того, он испытывает инстинктивную враждебность к марксизму. Ведь он вышел из среды промышленников, а кроме того, он не забыл роли коммунистов в бунтах на флоте в 1918 г. и поддержки, оказанной группе «Спартак» советскими помощниками в берлинских мятежах.

Но многое в нацистах ему все же в высшей степени не нравится. Он не может выносить «людей с подбородком дровосека». Глупая, хвастливая болтовня многих функционеров национал-социалистов действует ему на нервы. А среди высокопоставленных нацистов слишком много глупых болтунов Метод кабинетных битв, террора против соперников — вещи, о которых постоянно узнают и в далеком Вильгельмсхафене, — все это до глубины души противно человеку, который умеет достигать своих целей с помощью убеждения, шутки, хитрости или одурачивания противника и не выносит грубого насилия. Ему не трудно разглядеть надувательство с поджогом рейхстага. Он становится тем все более скептическим и озабоченным, чем дальше тянется это дело о поджоге, при котором ни с одной стороны не чувствуется серьезного сопротивления. Однако и среди нацистов есть люди, которые ему нравятся. Во время одного захода «Силезии» в Гамбург на борт корабля поднимается местный гауляйтер (национал-социалистический руководитель области в фашистской Германии) и германский наместник Кауфман. Канарис и он испытывают друг к другу определенную симпатию. Кауфман производит на Канариса впечатление очень разумного человека, с которым можно было бы делать политику. Такие люди, по мнению Канариса, должны стоять во главе страны, тогда это правительство сможет сделать что-нибудь полезное.