А. Щербаков - 1905 год. Прелюдия катастрофы

1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия»

Кстати, первыми о проблеме недоедания в деревне в полный голос заговорили не экономисты и даже не революционеры, а военные. Это и понятно: в армии нужен сильный солдат. Будущий главнокомандующий, генерал В. Гурко, привел данные с 1871 года (то есть с введения всеобщей воинской обязанности) по 1901 год. Он сообщил, что 40 % крестьянских парней впервые в жизнипробуют мясо в армии. Какое уж тут здоровье.

Правовое положение крестьян было тоже специфическим.

Вот что писал С. Ю. Витте:

«На крестьянское население не были распространены общие гражданские законы и по отношению уголовных для них были сохранены особенности (между прочим, телесные наказания по приговорам крестьян), но все‑таки на них были распространены общие судебные и административные организации (мировой суд). После проклятого 1 марта [73] Убийство Александра II. участие крестьян в земстве ограничено. Мировые судьи были для крестьянского населения заменены земскими начальниками. На крестьянское население, которое, однако, составляет громаднейшую часть населения, установился взгляд, что они полудети, которых следует опекать только в смысле их развития и поведения, но не желудка. Земские начальники явились и судьями, и администраторами, и опекунами. В сущности, явился режим, напоминающий режим, существовавший до освобождения крестьян от крепостничества, но только тогда хорошие помещики были заинтересованы в благосостоянии своих крестьян, а наемные земские начальники, большей частью прогоревшие дворяне и чиновники без высшего образования, были больше заинтересованы в своем содержании. Для крестьянства была создана особая юрисдикция, перемешанная с административными и попечительскими функциями — все в виде земского начальника, крепостного помещика особого рода. На крестьянина установился взгляд, что это, с юридической точки зрения, не персона, а полуперсона. Он перестал быть крепостным помещика, но стал крепостным крестьянского управления, находившегося под попечительским оком земского начальника. Вообще его экономическое положение было плохо, сбережения ничтожны. Государство не может быть сильно, коль скоро главный его оплот — крестьянство — слабо. Мы все кричим о том, что Российская империя составляет 1/5 часть земной суши и что мы имеем около 140 ООО ООО населения, но что же из этого, когда громаднейшая часть поверхности, составляющей Российскую империю, находится или в совершенно некультурном (диком) виде или в полукультурном, и громаднейшая часть населения, с экономической точки зрения, представляет не единицы, а полу и даже четверти единиц».

Еще одна цитата.

«Закон 1889 г. подчинял все крестьянское самоуправление, введенное в 1861 г., земскому начальнику, каковым мог быть только потомственный дворянин — по назначению министра внутренних дел. Все гражданские права и самая личность крестьянина были отданы на произвол земского начальника. Он утверждал и смещал должностных лиц крестьянской администрации, мог штрафовать и арестовывать без объяснения причин отдельных крестьян и даже целые сходы, чинить расправу над ними (например, выпороть любое должностное лицо из крестьян — волостного старшину, сельского старосту, членов волостного суда)».

(Николай Троицкий, историк)

При всем при том аж до 1905 года начальство считало общину эдакой патриархальной и богобоязненной структурой, которую надо охранять всеми силами от проникновения всяческих нехороших идей. Потому‑то и сторонники «теории малых дел» сталкивались с откровенной подозрительностью местного начальства. В самом деле, что у них там на уме?

И напоследок — об отношении к помещикам. Можно, конечно, стенать о нехорошем русском народе, который упорно не принимал принципа «священной частной собственности». Но крестьяне думали так: а по какому праву помещики владеют землей? До знаменитого указа Петра III «О вольности дворянства» существовал определенный «общественный договор» — мы работаем, вы служите. Всё честно. Но когда дворяне получили право не служить, встал вопрос: а по какому праву вы владеете землей? На помещиков смотрели как на паразитов, незаконно занимающих землю, которую было бы неплохо и поделить. И ведь так мыслили и в черноземных губерниях, где уровень жизни крестьян был гораздо выше. Так что, в конце концов, полыхнуло.

Началось всё в 1902 году, когда случился неурожай.

«Гроза разразилась в 1902 г., причем началась именно в деревне и оказалась неожиданной и для «правых», и для «левых» — для самодержавия и для революционеров — пушистый зверек, песец, подобрался как обычно — тихо. Зато шумел он весьма громко. Единичные крестьянские выступления, как мы знаем, были постоянным явлением российской действительности. Новое проявилось в 1902 г. Оно состояло в классическом сетевом принципе: выступление крестьян одного селения по самому заурядному поводу (непомерно высокие цены за аренду земли и непомерно низкие цены на рабочие руки, скверные условия труда, произвол и т. п.) служило детонатором для выступления крестьян в соседних селениях, а эти в свою очередь детонировали выступления в других».

(И. Поморцев, историк)

А. А. Лопухин, тогда — прокурор Харьковской судебной палаты, излагал Николаю II причины крестьянского бунта: «Голодные, не евшие в течение нескольких лет хлеба без примеси соломы или древесной коры и давно не знавшие мясной пищи мужики шли грабить чужое добро с сознанием своей правоты, основанном на безвыходности положения и на том, что им помощи ждать не от кого».

Но толку от мнения Лопухина было мало. Николаю Александровичу очень не хотелось расставаться с любимой иллюзией — что в стране всё идет хорошо, вот только революционеры и либералы мешают.

В 1903 году более — менее проблему решили, в том числе и многочисленными «посадками» бунтарей. Кем вернулись эти ребята с каторги — можно догадываться.

Но в 1905 году полыхнуло снова. И понеслось.

Газета «Новости дня»:

«У нас в воздухе висит что‑то зловещее: каждый день на горизонте зарево пожаров, по земле стелется кровавый туман, дышится и живется трудно, точно перед грозой. Мужик угрюмо молчит, а если заговаривает иногда, то так, что мороз по коже пробирает» — это письмо из Воронежской губернии. А вот письмо из Тамбовской: «Надо уехать, пока совсем не повесили на воротах. Происходит какая‑то пугачевщина.

Крестьяне Дмитровского уезда постановили приговор, в котором выражаются пожелания, чтобы каждой крестьянской семье было отведено столько земли, сколько семья может обрабатывать без батрака, чтобы выкупные платежи и всякие пошлины заменены подоходным налогом, чтобы было установлено бесплатное обязательное обучение и чтобы во всех отраслях управления чиновники были заменены выборными».