Ростислав Алиев - Штурм Брестской крепости

В случае 45-й дивизии время поджимало — как ни странно, но ей стало бы легче, если бы солдаты 3-го батальона, засевшие в Цитадели, были бы уничтожены. А так — жертвы всей второй половины дня, неудачная атака «штурмгещютц» — все было сделано, чтобы их вытащить, но все — безрезультатно. И каких-либо новых «тузов из рукава» у дивизии уже просто не было. Пустить танки? Есть слишком большая вероятность блокирования или минирования ворот. Если калибр «штугов» оказался недостаточен, то танками тем более ничего не добиться. Но главное — пойдет ли пехота?

Авиация? Во-первых, слишком тесное соприкосновение, во-вторых, те же проблемы, что и у танков — мощности авиабомб не хватит, чтобы разбить казармы вплоть до подвалов.

Впрочем, где бомбить-то? Цели неизвестны, русские постоянно перемещаются по подвалам, каждый раз оказываясь там, где их не ждали. В этом случае бомбометание имело бы лишь психологический эффект — но, похоже, защитники крепости «давлению на психику» уже не поддадутся [880].

Загнать их в угол, обозначить цель и, блокируя за полсотни метров, ждать авиацию или вызывать огонь артиллерии, непосредственно наблюдая русских? Но, возможно, это приведет к потерям не меньшим, чем при штурме, и не только при загоне «красных» в угол, но и от действий собственной авиации и артиллерии — это доказал и сентябрь тридцать девятого, и 22 июня сорок первого.

Не менее важной проблемой было и обоснование необходимости вызова авиации и танков. Прошедшие вперед танковые части решали такие задачи, что вызов хотя бы роты для деблокирования 70 человек был бы просто не понят в их штабах. Это же касалось и авиации.

«Тузы из рукава» были нужны и потому, что помимо ожесточенного сопротивления сюрпризом оказались и крепкие, практически не пострадавшие от огня артиллерии казармы. Да, «Небельверфер» уничтожили все — но лишь то «все», что было на улице, а против казарм оказались бесполезны. 210-мм мортиры? Несмотря на ожесточенный обстрел ими, и Западный и Восточный форты оказали серьезное сопротивление, говорящее о том, что действие мортир не достигло ожидаемого эффекта.

«Карлы»? Но у этого классического «сверхоружия» были те же проблемы что и у авиации — стрельба должна вестись по заранее известным, не исчезающим внезапно целям. Стрельба же «Карлами» по снайперам на Южном и пулеметчикам на Центральном по своему эффекту оказалась бы сравнима со стрельбой по воробьям.

Важнейшим обстоятельством было и то, что боезапас всех перечисленных артсистем был отнюдь не безграничным, не позволяющим бесконечно повторять вихрь артналета 22 июня. Фактически он был рассчитан лишь на первые сутки штурма, что касается установок «Карл», то их выход из строя оказался как нельзя кстати, позволив сэкономить снаряды.

…Мосты на Мухавце, как и сам город Брест, были взяты в лучших традициях «путешествия Рудольфа Гшопфа». Кто же мог предполагать, что «путешествие» сорвется и что не мосты Мухавца, а штурм крепости впечатает имя «сорок пятой» в историю? Впрочем, сейчас не время предаваться лирическим раздумьям — со всех КП в эту лунную безоблачную ночь особо хорошо виден купол церкви Святого Николая. Да, он поврежден — но ночью, прячущей следы разгрома, такой же, как и всю эту весну, пока все были живы, и Восточный поход еще только планировался.

И многие в дивизии подумали, что уж лучше бы та весна не кончалась.

23.06.41. «Зейдлитц»

Закончился самый длинный день лета — вряд ли когда-либо эти сотни людей, накануне превратившихся друг другу во врагов, ожидали темноты с большим нетерпением. Наконец-то она (хоть и весьма условная из-за продолжавших бушевать в разных частях крепости пожаров) наступила — но сразу же разбавлена взлетающими на валах осветительными ракетами: немцев встревожили попытки прорыва, предпринятые русскими до 23.30. Ночью нужно было ожидать продолжения.

Чудес выносливости от солдат штурмовых групп, мгновенно провалившихся в забытье на позициях, ожидать не приходилось, но они входили в обязанность офицеров и унтер-офицеров. Лео Лозерт: «Наступившей ночью я бодрствовал, хотя и мог бы поспать, контролировал охрану, обслуживание пулеметов. Большинство, главным образом молодые солдаты, спали» [881]. Но многочисленные охранения и пулеметные расчеты зорко всматривались в рваные тени, отбрасываемые осветительными ракетами. Иногда посылали очереди, если тень уж слишком напоминала человека. Но что там на самом деле — снайперы ли на деревьях, или клубы дыма принимают столь причудливые очертания, серебрится ли под луной уцелевшая листва, подобно маскхалату советского пограничника, или действительно русские вылезают из подземелий, чтобы неожиданно напасть на спящих? Ракета и контрольная очередь — и вновь расчеты лежат на холодной траве вала, ожидая смены…

Не спят и тыловые службы — им этой ночью неоднократно пришлось подвозить сражающимся полкам дополнительный боезапас (прежде всего, сигнальные боеприпасы, ручные гранаты и т. д.). Артиллерийский боеприпас на огневых позициях для предстоящего сражения за Цитадель пополнялся из запасов, выложенных в пунктах боепитания.

Не менее напряженной, в постоянном ожидании немецкой атаки была эта ночь и для защитников крепости. Измотанные люди падали на свое оружие и засыпали. Но многие не могли заснуть — страх перед «немецкими гранатометчиками» был тому причиной. Если батальонам Фрайтага и Герштмайера мерещились «снайперы на деревьях», то защитникам, напряженно вслушивавшимся в ночные шорохи, казалось, что отовсюду к казарме ползут «гранатометчики» [882], надеясь закидать всех здесь гранатами. Зорко всматриваясь в темноту, сменяя друг друга, бойцы следили, чтобы никакая тень не приблизилась к их участку. В секторе 33-го инженерного полка особое внимание было обращено на подходы со стороны разветвления Мухавца, разрыва в кольцевой казарме, напротив которого находился Белый дворец — его занимали бойцы 33-го инженерного и основного [883]состава 75 орб. Но помимо обороны главной задачей защитников стала добыча воды. Голод еще не чувствовался, но жажда уже взяла за горло. «Очень хотелось пить. Группы в 2–3 человека, ходившие к реке с ведрами или котелками, приносили мало, и все шло в подвал к раненым. Когда желающих утолить жажду набиралось человек 15–20, они обнаруживали себя, тотчас же в воздухе повисала осветительная ракета и начиналась ожесточенная перестрелка с северными (от нас) валами [884].

Спали ли мы тогда, я не знаю, кажется, не спали, но желание уснуть было мучительным и упорным. Я помню, как, охраняя 1-й вход в казармы, моя группа красноармейцев, стоявшая у входа по 2 человека, менялась через полчаса и сменившиеся тут же валились сонные на 8–10 минут. Сутки, проведенные в состоянии необычного нервного напряжения, в беспрерывном движении, в постоянной перемене событий, привели к непреодолимому желанию уснуть. Но спать было нельзя. Поэтому короткие 4—5-минутные провалы в памяти, заменяли сон в течение всей ночи» [885].