Ростислав Алиев - Штурм Брестской крепости

Одно из объяснений кажется наиболее правдоподобным. За 22–30 июня на Восточном фронте было убито: 524 офицера и 8362 унтер-офицеров и рядовых [1353]. Среднесуточные [1354]— 987 человек. Учитывая, что, по данным Рудольфа Гшопфа, безвозвратные потери 45-й дивизии за 22 июня — 311 человек (21 офицер и 290 унтер-офицеров и рядовых), выходит, что более 30 %, фактически треть потерь за первый день кампании на Востоке — это потери 45-й пехотной дивизии из Линца [1355]!

Основная причина высоких потерь — неверно спланированная операция. Имеющимися силами невозможно было достаточно плотно прочесать местность — в итоге атакующие части постоянно подвергались обстрелу с тыла, теряя личный состав и не видя противника. Более того — атакующие с тыла красноармейцы имели возможность и спокойно прицелиться, и выбрать себе наиболее достойную жертву, отсюда и высокие потери офицеров. Хотя стрелять защитникам приходилось редко, но метко — вероятно, уже через несколько часов боя стала ощущаться нехватка боеприпасов. Меткие, внезапно появляющиеся стрелки — отсюда и пошли легенды о снайперах ОГПУ.

Что касается стрелков на деревьях — то обе стороны, ничего не упоминая о собственных снайперах, действующих подобным образом, постоянно говорят об уничтожении вражеских «кукушек». Остается согласиться с Лозертом, что перед нами — классический случай «борьбы с тенями».

…Молодые солдаты с обеих сторон, впервые попавшие в бой, более того — бой, не имеющий ни флангов, ни тыла, часто — без каких-либо командиров, вели огонь по любому подозрительному шевелению где-то в кустах или мельканию трудноразличимой фигуры среди развалин. Отсюда — и многочисленные рассказы о «немцах, переодетых в советскую форму» или «русских в немецкой форме». Никто не переодевался — зачем? Если обе стороны периодически стреляли в своих же, принимая их за врагов, переодевание было вдвойне опасным — если не убьют свои же, от страха не желающие ни в чем разбираться, то добраться до чужих, непонятно где находящихся… и выжить при этом — задача невыполнимая.

Большие потери офицеров 45-й дивизии объясняются не только снайперами, но и тем, что перед ними постоянно вставала задача поднимать в атаку то и дело залегающие подразделения, именно они первыми шли впереди, «на себе вытаскивали дело», не имея возможности положиться на солдат. Разумеется, красноармейцы не могли проигнорировать такие цели. Таким образом, большие потери офицеров — это не только работа «снайперов», но и показатель недостаточно высокого уровня боеспособности личного состава.

Это косвенно подтверждает и присутствие в воспоминаниях защитников крепости многочисленных «автоматчиков». Пистолетов-пулеметов у защитников крепости было не меньше, а порой и больше, но создается впечатление, что беспрерывно атаковали именно «автоматчики», ведущие беспрерывный огонь [1356]из пистолетов-пулеметов МР-38 или МР-40, а не вооруженная карабинами 98k или винтовками G-98 основная масса пехоты. Возможно, что так и было — командиры взвода и отделений сплачивались в некую ударную группу (4–5 человек), атакующую с МР-38 (МР-40) или гранатами в руках, в то время как остальные их прикрывали (из винтовок, карабинов или пулеметов). Это свидетельствует о том, что в серьезный бой, на наиболее ответственные участки, большинство рядовых солдат просто нельзя было послать.

А штурм Брестской крепости был задачей серьезной.

Особенностью атак пехотных подразделений 45-й дивизии было то, что они проводились сформированными, как правило, заранее, штурмовыми группами. Иначе в условиях городского боя и нельзя — прочесывая те или иные здания, взводу в любом случае приходилось разделяться не небольшие группы. Вспыхивающие схватки предъявляли очень высокие требования к одиночной подготовке солдата — хладнокровие при стрельбе в упор, метание гранат, скорость и меткость стрельбы, подчас — рукопашный бой. Учитывая, что в Цитадель было направлено наименее подготовленное подразделение — III/I.R.135, с лишь незадолго до атаки сформированными штурмовыми группами, можно представить, что у его солдат возникло немало проблем…

При действиях небольшими группами особая ответственность ложилась на унтер-офицерский состав.

Сравнивая советские и немецкие воспоминания, использованные в исследовании, нельзя не заметить существеннейшего отличия — советский младший командир в первую очередь стремится руководить боем, пусть и на личном примере. Германский — делает сам, а уж за ним подтягиваются (и то не всегда) остальные. Возможно, наблюдение относится лишь к июню 1941 г., возможно — это объяснялось нехваткой комсостава, однако и в этом случае можно отметить, что в Бресте советский младший командир превосходил германского унтер-офицера.

В бой, пусть и в невыгодных для себя условиях, выступила кадровая Красная Армия.

Уже немало написано о мужестве и храбрости защитников Брестской крепости. И о причинах этого — тоже. Правда, с течением времени причины (указываемые стране) изменялись. Если в 1950 г. сохранившуюся у Тереспольских ворот надпись [1357], несколько подправив, превратили в «Нас было пятеро. Мы умрем за Сталина! [1358]1941 г. Июнь», то в шестидесятые «русских» заменяли «советскими», а затем, уже недавно, с экранов вновь прозвучало «я — русский солдат!». Ясно, что в этом направлении «поиски» будут вестись и дальше.

Тем не менее можно указать и другие причины.

Во-первых, свою роль сыграла первая победа советских солдат. А именно так и можно охарактеризовать итог 22 июня. Она укрепила и дух тех, кто был подавлен артналетом и первыми смертями. Во-вторых — среди командиров было немало участников боев с финнами или белогвардейцами. Видели они и вещи посерьезнее, чем получасовой обстрел, и то, что и ранее не раз преодолевали смерть — не давало им пасть духом и в июне. В-третьих — отсутствие командиров не только разобщало бойцов, разбившихся на разрозненные группы, но и способствовало стихийной самоорганизации. Выдвигались наиболее стойкие и активные, сплачивали вокруг себя наиболее боевитых — и такие группы были иногда подейственней, чем формально сбитые подразделения. «На офицерах ранги были в том аду незаметны, а было так — кто умело скажет и дерется смело, за тем лучше шли и лучше его уважали», — вспоминал бывший секретарь партбюро полковой школы 33-го инженерного полка Ф. Ф. Журавлев [1359]. Об этом же пишет и А. П. Каландадзе: «Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что в то утро [22 июня] мало кто из командиров сумел бы организовать людей из разных частей так хорошо, как они это сделали сами, по своему усмотрению. Все были командирами, и все были подчиненными» [1360]. Неформальные лидеры и их группы вообще, как правило, более стойки, чем произвольно, по команде, собранные коллективы.