Рой Медведев - О Сталине и сталинизме

Переселение миллионов людей, в основном бедняков, из деревни в город улучшало условия их жизни. Улучшалось материальное положение и миллионов горожан, прежде безработных, — теперь для всех нашлось применение. Однако жизненный уровень кадровых рабочих за годы первой пятилетки снизился. Не была выполнена директива XV съезда ВКП(б) о непрерывном росте заработной платы рабочих и служащих в «реальном ее выражении». Реальная заработная плата рабочих Ленинграда уже в 1930 году была по всем отраслям ниже, чем в 1927–1928 годах. Эта тенденция сохранялась и в 1931–1932 годах. Только в 1940 году реальная заработная плата рабочих достигла уровня 1928 года.

Серьезные просчеты в экономической и социальной политике в 1928–1932 годах привели к ухудшению материального положения большинства населения страны и к введению строгого нормирования в снабжении и торговле. Это вызвало недовольство значительной части трудящихся. Сталин снова, нашел козла отпущения — теперь это были специалисты из числа старой, сформировавшейся еще до революции русской (и украинской) интеллигенции.

Часть русской интеллигенция активно выступала в годы гражданской войны против большевиков. Немало интеллигентов было выслано из Советской России в первые годы нэпа. Но так же, как для строительства Красной Армии были использованы опыт и знания многих тысяч бывших царских офицеров, так и для строительства советской экономики и науки Ленин считал не только возможным, но необходимым использовать опыт и знания старой «буржуазной» интеллигенции, которая готова была в своей профессиональной области лояльно сотрудничать с новой властью. Так оно и было в первый период нэпа. В хозяйственном аппарате, на промышленных предприятиях, в научных учреждениях и учебных заведениях, в земельных органах, в Госплане СССР и в статистических управлениях работало немало «буржуазных» специалистов, представителей старой интеллигенции и свергнутых Октябрем эксплуататорских классов, а также бывших меньшевиков и эсеров, отказавшихся от оппозиционной политической деятельности. На их настроение не могли не оказывать влияния обострение внутренних противоречий в стране, особенно между Советской властью и крестьянством, некомпетентность при вмешательстве в экономику, порождавшая множество потерь и трудностей. И естественно, что большая часть старой интеллигенции сочувствовала той группировке партийного руководства, которая получила наименование «правого» уклона. Иные специалисты оказались втянуты и в антисоветскую деятельность, в том числе и конспиративного характера. В начале 30-х годов не только в эмиграции, но и внутри СССР возникло несколько контрреволюционных организаций и групп (некоторые, как, например, знаменитая впоследствии организация «Трест», создавало само ГПУ). Но контрреволюционеров среди старой интеллигенции и специалистов было ничтожно мало. Подавляющее большинство работало честно, стараясь советом и делом помочь партийным деятелям» стоявшим во главе различных хозяйственных организаций. Многие были искренне захвачены громадным размахом первых пятилетних планов.

В речах, статьях и заявлениях Сталина этого периода можно найти немало слов, призывающих всемерно заботиться о старой, «буржуазной» интеллигенции. Однако дела Сталина решительно расходились с его словами.

Во-первых, он все настойчивее требовал не только лояльности к Советской власти. Репрессии нередко обрушивались на людей за их некоммунистические или немарксистские взгляды или за дореволюционную деятельность. Во-вторых, стремясь возложить на «буржуазных спецов» ответственность за все просчеты в индустриализации и планировании, Сталин и некоторые из его ближайших помощников начали кампанию компрометации и разгрома значительной части беспартийных специалистов.

Особое место в этой кампании занимали политические судебные процессы в конце 20-х — начале 30-х годов.

Первым таким процессом, имевшим значительные последствия в обострении внутриполитической обстановки, было так называемое «Шахтинское дело». По этому «делу» к ответственности привлекались главным образом инженеры и техники Донецкого бассейна, обвиненные в сознательном вредительстве, в организации взрывов на шахтах, в преступных связях с их бывшими владельцами, а также в закупке ненужного импортного оборудования, нарушении законов о труде и техники безопасности, неправильной закладке новых шахт и т. п. Заседания Специального присутствия Верховного Суда СССР по шахтинскому делу состоялись летом 1928 года в Москве под председательством А. Я. Вышинского. Бывший меньшевик, юрист, член коллегии Наркомпроса и ректор Московского Государственного университета, Вышинский должен был обеспечить, по мнению организаторов процесса, видимость объективности судебного разбирательства. Процесс носил явно политический характер. На скамью подсудимых, кроме специалистов и некоторых рабочих Донбасса, попали отдельные руководители украинской промышленности, составлявшие якобы «Харьковский центр» по руководству вредительством, а также представители «Московского центра». Их обвиняли в связях не только с различными эмигрантскими организациями русских предпринимателей, но и с бельгийскими, французскими и польскими капиталистами, которые финансировали вредительские организации и акции в Донбассе.

Большинство подсудимых признали лишь часть предъявленных им обвинений или отвергли их вовсе, а некоторые признали себя виновными по всем статьям обвинения. Суд оправдал четверых из 53 подсудимых, четверых приговорил к условным мерам наказания, девять человек — к заключению на срок от одного до трех лет. Большинство же было осуждено на длительное заключение — от 4 до 10 лет. Одиннадцать человек приговорили к расстрелу; пять из них расстреляли, а шести ЦИК СССР счел возможным смягчить меру наказания.

«Шахтинское дело» обсуждалось на двух Пленумах ЦК ВКП(б) и послужило поводом к продолжительной пропагандистской кампании. Понятие «шахтинцы» стало нарицательным, как бы синонимом «вредительства». Однако, знакомясь с материалами судебного процесса, широко освещавшегося в печати, невольно задаешься вопросом: насколько обоснованными были обвинительное заключение и, следовательно, приговор по «Шахтинскому делу»?

По свидетельству старого чекиста С. О. Газаряна, долгое время работавшего в экономическом отделе НКВД Закавказья (и арестованного в 1937 году), враги нашего государства вместе с другими формами и методами антисоветской борьбы применяли и вредительство. Этот метод имел, однако, незначительное распространение. Вредительства как сознательной политики, проводимой якобы целым слоем «буржуазных» специалистов, никогда не было. Газарян ездил в Донбасс в 1928 году для «обмена опытом» в работе экономических отделов НКВД. В Донбассе в то время из-за преступной бесхозяйственности часто возникали тяжелые аварии, сопровождавшиеся человеческими жертвами (затопления и взрывы на шахтах и др.). И в центре, и на местах советский и хозяйственный аппарат был еще несовершенен, там оказалось немало случайных и недобросовестных людей, так что в некоторых организациях процветали взяточничество и воровство, не говоря уж о пренебрежении интересами трудящихся. За все эти преступления необходимо было, конечно, наказывать. В ходе следствия к обвинениям уголовного характера (воровство, взяточничество, бесхозяйственность и др.) добавлялись обвинения во вредительстве, связях с различного рода «центрами» и заграничными контрреволюционными организациями. Следователи обещали заключенным смягчение их участи за «нужные» показания. Шли они на подлог из «идейных» соображений, чтобы «мобилизовать массы», «поднять в них гнев против империализма», «повысить бдительность». В действительности же эти подлоги преследовали одну цель: отвлечь недовольство широких масс трудящихся от партийного руководства, поощрявшего гонку за максимальными показателями индустриализации.