Булач Гаджиев - Шамиль

Тем временем депутация во главе с Амирханом продолжала свой путь, передвигаясь лишь по ночам. Наконец, они прибыли в Абхазию и передали письмо Шамиля Юсуфу–Хаджи, он обещал связать имама с турецким султаном. Амирхан обратил внимание на то, что Юсуф–Хаджи ведет себя более чем странно: сообщает всем и каждому о миссии своих тайных гостей, т. е. о них. Амирхан потребовал от него объяснений по поводу его невоздержанности. Юсуф–Хаджи успокоил дагестанцев, сказав, что на его сородичей можно надеяться, они не предадут. После 10 дней пребывания у Юсуфа–Хаджи депутация Шамиля была доставлена к берегу Черного моря между Анапой и Сухумом. Здесь было небезопасно. В ожидании корабля, следующего в Турцию, послы разместились у своих кунаков. На первое отправляющееся туда судно не сумели устроиться: берег зорко охранялся. Второе судно было замечено береговой охраной и изрешечено русскими ядрами. Затем послы узнали, что прибыл еще один корабль. Но вскоре он подорвался на мине. Еще некоторое время послы ждали оказии, но, поняв, что власти знают о них и месте их пребывания, решили вернуться домой.

Считая, что всему виной Юсуф–Хаджи, Амирхан и его товарищи решили убить его, но, как сообщает ал–Карахи, «по не зависящим от них обстоятельствам они не смогли осуществить задуманное».

Амирхан вернулся в Ведено. На обратном пути его спутники предложили заготовить подложные письма от турецкого султана со множеством обещаний поддержки и помощи горцам. Секретарь Шамиля не только согласился, но и выслал вперед гонцов с сообщением, будто экспедиция возвращается с удачей. Шамиль, которому открыли тайну, никого не наказал, хорошо понимая выгоду от морального эффекта этого сообщения у его подданных.

Амирхан похоронен в Чиркее.

Уроженец аула Карата Хаджио был преданным другом имама и его казначеем. Хаджио участвовал во многих боях, отличался храбростью. В последний день Кавказской войны 25 августа 1859 года был в числе последних товарищей Шамиля (на Гунибе). Из его обязанностей отметим следующие. Хотя казначей не входил в состав Совета Шамиля, но на его заседаниях всегда присутствовал, притом садился близко к имаму, чтобы при необходимости дать ответ на тот или иной вопрос. Во время каких‑либо переговоров или встреч становился радом с Шамилем. По вечерам он с фонарем обходил двор в Ведено и пересчитывал пленных. Это также входило в круг его обязанностей. Надо сказать, что хотя Хаджио был казначеем, о финансах он имел самое отдаленное представление. В 1854 году Шамиль потребовал за грузинских княгинь, кроме своего сына, около 5 миллионов рублей серебром. Того же хотел и «министр финансов»

Хаджио. Никакими доводами убедить Шамиля и его казначея в фантастичности названной суммы не было возможности. Хаджио даже старался доказать пленным княгиням, что цифра невелика: казначей достал где‑то газету «Русский инвалид» и принес ее грузинкам; в ней говорилось, что английская королева Виктория отдала кому‑то за пленников миллионную сумму. Хаджио считал, что и царица России должна заплатить за пленниц большие деньги. Каково же было удивление Хаджио, когда он, получив за пленных княгинь 40 тысяч рублей серебром, не мог вывести их даже на двух арбах — так велика была масса денег.

Бескорыстие, честность, доброта Хаджио снискали симпатии людей. Особое уважение к нему вызывает его решение добровольно уехать с Шамилем в Калугу.

В России Хаджио выполнял приблизительно те же функции, что и на родине. В основном он распоряжался деньгами. И, как прежде, самым поразительным было то, что казначей никогда не знал, сколько средств у него в наличии. Нередко получался перерасход, только однажды повздорил Шамиль с Хаджио на этой почве.

В Калуге необыкновенное удовольствие получал Хаджио от посещения театра, балов, вечеров, куда местное дворянство приглашало Шамиля и его близких. Имам никогда долго не задерживался на них. Вместе с ним уезжал старший сын Кази–Магомед. Оставались младший сын Мухаммед–Шеффи и Хаджио. Как только бывший имам покидал их, из очень строгих и смиренных они превращались в общительных и веселых людей. Русские находили Хаджио симпатичным. «Хаджио — красавец собой, — писал о нем И. Захарьин, — белоснежное лицо, обрамленное изящною, небольшою бородою, черные блестящие глаза и длинные ресницы, строгий профиль, алый рот, жемчужные зубы… среднего роста… на нем был шелковый бешмет, дорогого сукна черкеска, редкое оружие — шашка и кинжал…» [26] 30 – missed foornotetext

Хаджио очень хотел научиться говорить по–русски. С усердием учился он и танцам. И добился своего. Через год он свободно владел чужим язы–ком, танцевал кадриль, и уже не одна дама томно вздыхала при встрече с ним. То ли в шутку, то ли в всерьез Хаджио говорил: «Все, что шариат запрещает, — хорошо, а что позволяет, — то все дурно».

С 1866 года, после присяги царю, Хаджио с разрешения имама выехал на родину, в Карату. Популярность его в Дагестане была велика. Казначея и близкого друга имама приходили слушать в Карату из самых отдаленных аулов. Из уст в уста передавались рассказы о Шамиле, о его житье–бытье, о семье имама, о порядках в России и о многом другом.

Хаджио знал русский язык, настроен был миролюбиво, и поэтому областное начальство решило использовать его авторитет на службе царю. Бывшего казначея имама назначили ункратлинским наибом. В 1871 году там началось восстание. По одной из версий, тогда в перестрелке погиб и бывший казначей. Останки его перевезли в Карату и похоронили в верхней части аульского кладбища, недалеко от могилы сына Шамиля — Джамалутдина.

В низамах Шамиля имеется раздел «Положение о наибах», состоящий из 14 глав. Главы очень сжаты, и полный их текст займет не более 3–х — 4–х машинописных страниц. Зато их содержание дает исчерпывающий ответ на вопрос о правах и обязанностях наибов.

Первая глава требует от наиба буквально следующее: «Должно быть исполнено приказание имама, все равно, будет ли оно выражено словесно или письменно, или другими какими‑либо знаками; будет ли оно согласно с мыслями получившего приказание или несогласно, или даже в том случае, если бы исполнитель считал себя умнее, воздержаннее и религиознее имама» [27] 31 – missed footnotetext .

Во второй главе говорится, что «на войну или на работу» надо идти «без лицемерия». Когда в чьем‑либо наибстве произойдет несчастье, «прочие наибы должны спешить на помощь… без промедления», — гласит третья глава. «Не должно наговаривать (одному наибу на другого) перед имамом, хотя бы они знали друг о друге в действительности предосудительные поступки», — указывает пятая глава. «Относительно охранения страны своей и границ, — записано в следующей главе, — нужно быть всегда начеку, днем и ночью».