Булач Гаджиев - Шамиль

Когда Шамиль уходил в поход, Шуанет молилась, держала уразу и очень страдала. Женщина боялась войны, потому что она беспрерывно отвлекала от нее любимого человека и могла его убить. Но Шуанет думала и о других. «Не понимаю, чего ищут люди! — часто говорила она. — Зачем они воюют, когда могли бы жить мирно и счастливо со своими семействами».

Супруга имама знала армянский, русский, кумыкский и аварский языки. На двух последних она изъяснялась со своим мужем, чем доставляла ему необыкновенное удовольствие. Родители ее были люди очень богатые. Они предлагали за свою Анну дорогой выкуп, но Шамиль об этом и слышать не хотел. Казалось, предложи ему и полмира, он не расстался бы с Шуанет.

Однажды, когда попытки выкупить Шуанет ни к чему не привели, родственники попросили разрешения хотя бы увидеть ее. Такое разрешение было дано двоюродному брату Шуанет Минаю Атарову. В первых числах мая 1848 года Минай прибыл в крепость Воздвиженскую. В пяти километрах от крепости его переодели в черкеску и дали полное вооружение. Затем Миная встретили люди Шамиля под командованием наба Дуба. С большими трудностями на седьмой день Атаров прибыл в Ведено. На третий день после приезда его принял имам. С Шамилем бьши и другие гости, в основном наибы. Подали плов.

Вдруг все сделались хмурыми. На скатерти появилась халва, она была вкусна, но Минай почти не дотронулся до нее. Он видел зловещие взгляды сидевших вокруг него людей и забеспокоился. Ему сказали, что халву специально для него приготовила Шуанет. Сделав над собой усилие, он взял один кусок. В это время появился молодой горец и что‑то сказал по–аварски, все заулыбались и стали наперебой предлагать гостю разные блюда. О причине перемены настроения наибов гость узнал чуть позже.

Оказалось, что все это время из соседней комнаты в буфетное окно за ним наблюдала Шуанет.

— Вы с ума сошли, — сказала она, едва увидев его, — разве это брат? Однако Шуанет могла ошибиться, ведь в последний раз она видела его восемь лет назад.

Минаю стали задавать вопросы и просили отвечать громче. Он удивленно разглядывал соседей и недоумевал, почему надо кричать, разве они не слышат его? Наконец, Шуанет признала громкий голос Миная.

— Это узаур–гардашим (двоюродный брат), — сказала она. Вот тогда‑то и вошел молодой горец, после слов которого лед тронулся.

На следующий день Миная водили по аулу, показывали достопримечательности, в том числе завели к часовщику, который за несколько минут вставил стекло в его часы. Минап позволили осмотреть и пороховой погреб.

В тот же день он увидел сестру. При встрече с ней было еще шесть женщин. Все сели на тахту и стулья, поприветствовали гостя. Минай заговорил по–армянски, но Шуанет отвечала на кумыкском языке. По просьбе брата она открыла лицо. Он увидел, что сестра еще более похорошела. Вспоминали родных и близких. Услыша шорох, Шуанет быстро закрыла лицо. Вошел Шамиль. Сопровождавший Миная Агий–Аджи приложился к руке имама, но гостю этого сделать не дали. Далее разговор пошел о здоровье, о дороге. Минай вручил сестре золотые дамские часики, Шамилю — также часы с золотой цепочкой. Его поблагодарили. Через полчаса имам ушел. Шуанет снова открыла лицо. Увидя среди угощения виноград, брат удивился: «В мае свежий виноград?! «Здесь умеют хранить», — объяснила она. Свидание продолжалось до вечера. Когда вышли на улицу, Агий–Аджи просил никому о форме. свиданий с Шамилем не говорить.

14 мая 1840 года брат Шуанет в сопровождении 13 мюридов и наиба Дуба отправился в обратную дорогу. Минай ехал на великолепном скакуне, подаренном ему Шамилем.

Шуанет была рядом с мужем и на Гуниб–горе. 25 августа 1859 года она снова попала в плен, но на этот раз уже к «своим».

Как уже известно читателю, Темир–Хан–Шуру первыми покинули имам и сын его Кази–Магомед. По дороге и по приезде в Калугу Шамиль все время беспокоился, что родственники Шуанет могут приехать из Моздока в Темир–Хан–Шуру и забрать ее. О его переживаниях, разумеется, хорошо знал пристав, полковник Богуславский. Он как‑то спросил Шамиля, что, если бы Шуанет снова стала христианкой, взял бы он ее в жены?

— Взял, — быстро отвечал Шамиль.

— А она пойдет ли к вам с охотой? Шамиль смутился, но не надолго.

— Пойдет! — сказал он твердым голосом.

В Моздоке один из братьев Улухановых на самом деле предложил Анне оставить Шамиля. Но она отвергла это предложение. Поняв, что ее решения не изменить, Уллухановы приняли семью Шамиля как родственников.

В января 1860 года экипажи с семьей имама подъезжали к Калуге. Чуть раньше них прибыл Мухаммед–Шеффи. Имам спросил его о здоровье путешественников, кто едет и кто остался. И, как рассказывала жена губернатора М. Н. Чичагова, «каждый раз, что Шамиль произносил женское имя, глаза его опускались, но они метали искры, когда Шеффи рассказывал, что лошади всю дорогу благополучно везли Шуанет…» [125] ? – missed footnotetext

В трудные годы долгого плена Шуанет была Шамилю не только женой, но и самым верным другом. Еслц в свое время муж помогал ей понять Дагестан, то теперь, в России, они поменялись ролями. О преданности Шамилю и в то же время о детской наивности Шуанет говорит такой факт.

Предводителем дворянства в Калуге был некто Шукин, сын которого много лет назад служил в уланском полку вместе с Джамалутдином — старшим сыном имама. Видимо, поэтому Шамиль с симпатией относился к предводителю дворян. Женщины семейства Щукиных в знак дружбы подарили женской половине семьи Шамиля свои фотографии. Русские дамы, в свою очередь, захотели получить фотографии горянок. Но как это сделать? Ведь горянки не должны показывать свое лицо постороннему мужчине! Выход все‑таки нашелся: фотографировать жен имама взялась супруга мастера. И вдруг перед съемкой Шуанет залилась слезами. Это случилось, когда она увидела драгоценности, украшавшие Зайдет. Оказалось, что в день пленения Шамиля на Гунибе Зайдет позаботилась о себе и спрятала драгоценности, полученные от княгинь Чавчавадзе и Орбелиани. А Шуанет же тогда была занята лишь своим мужем. Она страшно боялась, что более не увидит его. Успокоилась Шуанет только тогда, когда ей вручили подарки А. Барятинского. Но по дороге из Гуниба те куда‑то затерялись. И вот теперь в Калуге женщина не хотела фотографироваться без бриллиантов.

Кто виделся с Шуанет в Калуге, также отмечали ее обаяние. «Шуанет, — писала жена губернатора Калуги М. Н. Чичагова, — сохранила следы красоты молодости и отличалась… скромностью. Цвет лица ее нежный, щеки румяны… глаза голубые, и вообще вся наружность ее была симпатичная. Неудивительно, — сообщала далее губернаторша, — что она была царицей сердца Шамиля и что он не отдал ее за миллион родным» [126] 132 – missed footnotetext .