Эдвардас ГУДАВИЧЮС - История Литвы с древнейших времен до 1569 года

По возвращении евреев обязали содержать 1000 всадников, но вскоре эта повинность была заменена денежными платежами, аналогичными магдебургским. Евреи не имели политических прав, однако представители их элиты утвердились в финансовом руководстве страны (Ашейка, Езофовичи). Принявший православие Абрам (Авраам) Езофович (Езоф – вариант от имени Иосиф) в годы правления Сигизмунда II стал даже государственным казначеем. Простые евреи жили замкнутой жизнью своих кагалов.

Цыгане, распространившиеся из Индии по всей Европе, в XV в. объявились и в Великом княжестве Литовском. В южные области Литовского государства они мигрировали из румынских княжеств, в северную его часть – из Польши. Последние через русские земли Тракайского княжества в первой половине XVI в. попали в Жямайтское староство. Статус цыган опирался на устоявшуюся традицию, идущую от великокняжеского привилея, датированного 1501 г. и позволявшего им кочевать и не стеснявшего их обиходных промыслов. В привилее упоминался цыганский войт, уполномоченный мирить и судить, однако кочующие общины (таборы) были трудно уловимы. Фактически с ними сносилась местная администрация и отдельные землевладельцы. Цыгане пробавлялись случайными заработками, часто связанными с уходом за лошадьми, торговлей и меной. Как и в других странах, внешне цыгане придерживались местной веры, т. е. в этнической Литве и Польше – католической, а в русских землях страны – православной. Цыганский образ жизни не позволял обложить их фиксированными повинностями, а вместе с тем не давал им никаких гарантий признания собственности. Трудно контролируемые цыгане жили не столько вне общества, сколько «рядом» с ним, поддерживая связи с другими жителями страны, только когда к этому вынуждал их промысел.

Группы тюрков, евреев, цыган, иммигрировавшие в Великое княжество Литовское, не были многочисленны и немногим изменили его этнический состав. Их иммиграция совпала с формированием сословного общества. Положение их общин было определено по сословным принципам. За исключением цыган, не имевших /380/четко определенной собственности, эти сословные принципы позволили иммигрантам сохранить их конфессии, обеспечивавшие замкнутый характер общинной жизни.

Переход индивидуального хозяйства крестьянской семьи под реальную власть землевладельца превратил прямое присвоение добавочного продукта в регулярную феодальную ренту. Сеть великокняжеских замков и дворов, выполнявшая при военной монархии в основном административную и оборонительную функции, стала – по мере возникновения и расширения контактов с европейскими странами – нести ярко выраженную экономическую функцию. Прикрепление крестьян к земле позволяло все продуктивнее использовать их в обустройстве замков. Толоки перерастали в постоянную барщину, замки и дворы обзаводились пахотной землей, а несвободные семьи, живущие на территории хозяйства, все более склонялись к животноводству. Вокруг замков создавались поместья с пахотными фольварками, замки и дворы понемногу делались хозяйственными центрами поместий. В конце XV в. фольварки стали уже неотъемлемой частью экономической жизни. Помещичьи имения вырастали в крупные аграрные производства рядом с мелкими крестьянскими и дворянскими производствами. Если продукцию последних обычно потребляли сами хозяйства, то крупные феодальные поместья (дворы) уже начали влиять на складывающийся рынок и определять экономический потенциал страны. Наиболее интенсивно этот процесс совершался в самом ядре великокняжеского домена – на древней исторической литовской земле (между средним течением Немана и рекой Нярис). На север от Нярис возникло лишь несколько великокняжеских поместий, а в целом замки и дворы остались традиционными центрами волостей, в которые стекались подати, собираемые в отдельных полях. Северные волости (историческая Нальшя) именовались Завельем (землями за рекой Нярис, или Вилией): их хозяйственной деятельностью руководил вильнюсский тиун. Хозяйством поместий ведал постепенно формирующийся институт державцев (управителей), старосты замков остались лишь территориальными администраторами. В крупных панских владениях аналогично создавались поместья и фольварки. Собственные пахоты появились и на землях рядовых дворян, их /381/владения стали называться поместьями (имениями).

На помещичьих пашнях, обеспеченных постоянной барщинной рабочей силой, образовались значительные пахотные массивы, на которых было удобнее применять правильное трехполье. В великокняжеских фольварках правильное трехполье начало определять размежевание толок и барщинных работ уже в конце XIV в. Растущее поголовье помещичьих стад и соединение монарших конных заводов с крепнущими поместьями (дворами) привело к строительству загонов и закрытых хлевов, а в местах постоянного содержания скота стал скапливаться навоз. Открылась возможность удобрять немалую часть пахотной земли. Отдых земли под паром приобрел решающее значение. Всё меньше истощенной земли приходилось оставлять под кустарник и повторную вырубку, вырубка из фольварков отступала в хозяйства крестьян и мелких дворян. Великокняжеские и панские дворы стали давать основную долю продукции по сравнению с волостными и единичными данниками. Поскольку это происходило по мере возникновения товарных отношений и денежной ренты, появления корчем (трактиров), а с началом XVI в. также и местечек, державцы поместий стали главными звеньями управления, а помещичье хозяйство – основой государственной экономической политики. С начала XVI в. проходила инвентаризация поместий; державцы должны были предоставлять отчеты об уборке и использовании урожая. Избыток продукции направлялся на рынок, женщины из несвободных семей были обязаны за зиму спрясть и соткать установленную норму. Державцам вменялось в обязанность учитывать соотношение крестьянских хозяйств (сошных запряжек) и земли фольварков. Если возникал переизбыток сох, остальные хозяйства, вместо отбывания барщины, платили денежный сбор. С начала XVI в. всю хозяйственную деятельность стали ориентировать в направлении наращивания товарной продукции и выплат за ее получение. Расширялись площади под огородами и садами, развивалось пресноводное рыболовство, множились водяные мельницы (упоминаемые источниками уже в конце XIV в.) и запруды. Важные торговые пути попали под постоянный присмотр старост и державцев, стали приоритетными ангарии на прокладке и починке дорог, особенно после того, как отпала необходимость в местных /382/малых замках. Вместо бродов, гатей и настилов появились рубленые деревянные мосты.