Константин Горшенин - Нюрнбергский процесс, сборник материалов

Кроме того, в состав комитета входили офицер штаба военно-воздушных сил в качестве представителя командования военно-воздушных сил; офицер штаба управления вооружения в качестве представителя управления вооружения, а также один выдающийся зоолог и ботаник. Фамилии всех этих господ я не помню.

Во время этого тайного совещания было сказано, что должен быть создан институт, в котором будут разводить культуры бактерий в большом масштабе и в котором также будут проводиться научные опыты и эксперименты с целью проверки возможности применения этих бактерий. Кроме того, должна была также исследоваться возможность применения вредителей против полезных растений и животных. В случае положительных результатов было решено, что они также будут разводиться в этом институте.

Это в основном содержание совещания, имевшего место в июле 1943 года.

Обвинитель: Что происходило после этого, что вам об этом известно?

Шрайбер: Через несколько дней я затем узнал от начальника штаба военно-санитарной инспекции генерала медицинской службы Шмидта-Брюкена, который был моим непосредственным начальником, что рейхсмаршал Геринг уполномочил заместителя начальника имперской медицинской службы Бломе руководить всеми необходимыми работами и дал ему поручение — по возможности скорее развернуть работу института в Познани или в районе Познани. В этом институте в Познани, затем начали свою деятельность министериаль-директор Шуман, советник министерства Штантин и целый ряд других врачей и научных деятелей, фамилий которых я, однако, не знаю. Я сам доложил в этот же день относительно этого тайного совещания начальнику штаба и начальнику военно-санитарной инспекции генерал-полковнику медицинской службы Хандлозеру. Последнего в тот день не было в Берлине, я об этом доложил ему позже.

Обвинитель: Что вам известно об опытах, которые проводились в связи с решением вопроса о подготовке проведения бактериологической войны?

Шрайбер: Опыты проводились в институте в Познани. Деталей относительно этих опытов я не знаю. Я знаю только, что с самолетов производились попытки разбрызгивания эмульсий бактерий, так называемое опытное разбрызгивание. Я слышал также о том, что производились опыты применения вредителей растений, жуков и т.д. Однако в деталях я об этом рассказывать не могу, поскольку я сам не принимал участия в этих опытах и не знаю деталей.

Обвинитель: Вы показали, что первое тайное совещание, посвященное этим вопросам, провел полковник из общего управления ОКВ. От чьего имени он проводил это совещание?

Шрайбер: Он проводил это совещание от имени генерал-фельдмаршала Кейтеля и начальника общего управления вооруженных сил генерала Рейнеке.

Обвинитель: Кто поручил вам участвовать в этом совещании?

Шрайбер: Мне поручил участвовать в этом совещании начальник штаба генерал-майор медицинской службы Шмидт-Брюкен.

Обвинитель: Был ли осведомлен генеральный штаб сухопутных войск о проводившихся мероприятиях по подготовке бактериологической войны?

Шрайбер: Я предполагаю, что да, так как генерал-полковник медицинской службы Хандлозер, начальника санитарной инспекции которого я информировал о содержании и решениях этого совещания в качестве главного врача сухопутных сил, был подчинен непосредственно начальнику генерального штаба действующей армии. Таким образом, он должен был ему об этом соответствующим образом доложить.

Обвинитель: Уточните, чем мотивировало германское главное командование решение о подготовке к бактериологической войне?

Шрайбер: Это в некотором смысле можно было заключить из слов руководителя тайного совещания. Поражение под Сталинградом было самым серьезным ударом для Германии. Поэтому необходимо было, по новому оценивать обстановку и, следовательно, принять новые решения. Возник вопрос, нельзя ли применить другие средства войны, с помощью которых можно было бы еще решить исход войны в пользу Германии.

Обвинитель: Чем вы объясняете, что германское главное командование не осуществило своих планов ведения бактериологической войны?

Шрайбер: Главное командование, очевидно, не осуществило этих планов по следующим соображениям:

В марте 1945 года меня в моем служебном кабинете военно-медицинской академии посетил профессор Бломе. Он прибыл из Поэнани, был очень возбужден и просил меня, чтобы я разместил его и его сотрудников в лабораториях в Саксенбурге для того, чтобы они могли там продолжать работу, так как из-за наступления Красной Армии он должен был оставить свой институт в Познани. Он спешно должен был покинуть институт, он даже не мог его взорвать, и он был сильно обеспокоен тем, что имевшееся в этом институте оборудование для опытов над людьми, которое позволяет определить, для чего оно предназначено, будет обнаружено русскими. Он пытался также организовать взрыв института при помощи сбрасывания бомб с пикирующего бомбардировщика. Однако это также оказалось невозможным. Далее он попросил меня, чтобы я позаботился о том, чтобы он со своими культурами чумы, которые он спас, мог продолжать работу в Саксенбурге. Я ответил на это г-ну Бломе, что институт в Саксенбурге в течение длительного времени мне уже не подчиняется и что я вследствие этого не могу дать соответствующего разрешения. Я направил его к начальнику медицинской службы вооруженных сил генерал-полковнику медицинской службы Хандлозеру. Генерал-полковник медицинской службы Хандлозер на следующий день вызвал меня по телефону и сказал мне, что Бломе находится у него с приказом от Генриха Гиммлера, начальника резервной армии, и что он на основании этого приказа, к сожалению. вынужден предоставить Бломе рабочие помещения в Саксенбурге. Я принял это к сведению и больше не имел к этому никакого отношения.

Таким образом, Бломе был выброшен из института в Познани. Деятельность этого института, очевидно, трудно себе представить. Если хотят культивировать чуму в больших масштабах, то для этого нужны соответствующие лаборатории и соответствующие меры безопасности. Персонал должен сначала получить опыт и сработаться, так как немцы, даже специалисты в области бактериологии, не имеют никакого опыта в области культивирования чумы. Для этого необходимо много времени, и, таким образом, даже после решения о создании института, такой институт мог развернуть свою работу только через большой промежуток времени.

Когда был нанесен тяжелый удар, работу необходимо было свернуть и затем заново продолжать в Саксенбурге. Бломе во время своего визита сказал, что у него имеется еще один институт в Тюрингии, но что он будет готов лишь через несколько дней, а может быть и через несколько недель и что до этого времени он должен получить помещение в другом месте.