Романюк Константинович - По землям московских сел и слобод

Чаадаев был одинок, он не имел собственного дома и его друзья Левашовы предложили ему снимать флигель в их большой усадьбе на Новой Басманной (N 20). Чаадаев переехал к ним и прожил здесь до самой смерти. Он твердо держался раз усвоенных им привычек и не любил их менять: ему было хорошо у Левашовых, и он так и не собрался переменить место жительства и, более того, даже ни разу не выезжал из своего добровольного заточения, - нельзя было и отремонтировать флигель, в котором он жил.

Д. Н. Свербеев вспоминал, как "в обветшалой своей квартире из трех небольших комнат принимал он у себя еженедельно своих многочисленных знакомых... Вся Москва, выражаясь фигурально, знала, любила, уважала Чаадаева, снисходила его слабостям, даже ласкала в нем эти слабости... Обыкновенно Чаадаев бывал самым ласковым и внимательным хозяином своих гостей и у себя давал более говорить и рассуждать посетителям, нежели говорил и спорил сам, хотя был очень словоохотен и по временам жаркий спорщик".

А. И. Дельвиг, женатый на дочери Левашовых, писал, что у Чаадаева "в его маленьком флигеле" регулярно по понедельникам собиралось "большое общество из наиболее замечательных москвичей: А. С. Хомякова, братьев Киреевских, Аксаковых и многих других и из лиц, проезжавших через Москву, в том числе, многих высокопоставленных в служебной иерархии".

Где же находился "чаадаевский" флигель? Во всех работах всегда положительно утверждалось - "флигель не сохранился", хотя было не ясно, на основании чего авторы делали столь категоричный вывод. Можно думать, что Чаадаев жил в одном из двух флигелей, стоящих и теперь по сторонам от главного дома на территории владения N 20 (возможно, в правом), но также весьма вероятно, что флигель действительно не сохранился, ибо на обширной территории усадьбы находилось несколько отдельных жилых зданий, где мог жить Чаадаев.

Левашовы продали усадьбу аптекарю П. Шульцу, тому самому, который владел огромной усадьбой Петровское на севере Москвы, потом на Новой Басманной поселились купцы Прохоровы, построившие мрачноватый флигель, выходящий торцом на улицу у самой границы с соседним участком. В 1904 г., после того, как усадьба перешла к Александровскому коммерческому училищу, архитектор С. У. Соловьев строит на месте старого дома (показанного в усадьбе графини Е. И. Шуваловой еще на плане 1782 г.), трехэтажное здание для женского отделения училища. В советское время здесь находилась Промышленная академия, где началась стремительная карьера Хрущева, бывшего там секретарем партячейки: студенткой академии была жена Сталина, который, вероятно, узнал от нее о Хрущеве. В последнее время дом занимал сильно секретный "почтовый ящик", недавно объявивший себя на вывеске около входа - "ЦНИИ радиотехнический институт".

Последний на углу Бабушкина переулка - особняк (N 22) со сложным сочетанием различных по размерам объемов, соединенных в одно целое общей декоративной обработкой большим рустом и раскраской в два цвета.

Он как бы состоит из двух почти одинаковых частей, имеющих два отдельных входа: над левым вензель "ФП", над правым - "АК". Что скрывается за этими буквами? В архиве выяснилось, что владельцем особняка, построенного архитектором К. В. Трейманом в 1895 г., был тот же И. К. Прове (см. дом N 16), построивший его для детей - сына Федора и дочери Адель, в замужестве носившей фамилию Калиш, почему и были помещены эти вензели над входами в особняк.

После переворота октября 1917 г. и до сих пор в особняке находится противотуберкулезный диспансер.

Еще один особняк Прове - в Бабушкином переулке (ул. Лукьянова) - дом N 5. построенный для еще одной дочери И. К. Прове Эмилии Миндер архитектором А. Э. Эрихсоном в характерном для него суховатом варианте неоклассицизма. За ним стоит гранитный бюст Ленина с галстуком, поставленный здесь потому, что в бывшем особняке находился райком комсомола.

За Бабушкиным переулком - одна из самых больших усадеб (N 26) на Новой Басманной улице. История ее начинается в то время, когда граф Н. А. Головин скупает несколько участков и строит себе деревянные хоромы - это все происходило в 1755 - 1756 гг. От него усадьба, выходившая и на Новую и на Старую Басманные, переходит в конце XVIII в. к внуку знаменитого Акинфия Демидова Никите Никитичу; он, вероятно, и строит по красной линии Новой Басманной большой дворец с двумя каменными флигелями, купленный в 1805 г. князем Михаилом Петровичем Голицыным, продавшим перед тем сравнительно небольшой дом на Старой Басманной (N 15). Ему, вельможе, шталмейстеру, а потом и действительному камергеру, нужно было соответствующее статусу помещение. Современники писали о "великолепном доме" князя и его "славной картинной галерее", о которой говорили, что ее "можно назвать музеем или московским Эрмитажем в малом виде: то же разнообразие предметов, тот же вкус ко всему изящному и то же искусство в размещении их".

После 1812 г. дом Голицына в Москве получил прозвище "несгораемого" - он чудом уцелел среди погоревших домов по всей Новой Басманной. В 1831 г. Голицын расстался с домом, который уже не мог содержать, и через три года его приобрел "Попечительный совет о заведениях общественного презрения" для Сиротского училища. Переустройство бывшего княжеского дворца включало и строительство домовой церкви, апсиду которой можно видеть с левого восточного торца здания; в 1837 г. ее освятили во имя Успения святой Анны. Сейчас в этом здании больница, ведущая свою родословную от так называемой Басманной больницы для чернорабочих, которая в начале 70-х годов прошлого века стала работать здесь. В советское время в больнице работали такие выдающиеся медики как М. С. Вовси, Е. М. Тареев, В. Э. Салищев.

Последний дом на правой стороне, отделанный керамическим кирпичом - N 28, с двумя большими эркерами, красивым рисунком балконов и неожиданно мрачными, с опущенными уголками губ, женскими масками. Его построили для купца М. А. Мальцева (отсюда и вензель "М" наверху) по проекту Н. И. Жерихова в 1905 г.

К Немецкой слободе с северо-запада примыкало село, называвшееся Елох, Елохово или Ехалово. Все эти названия, как полагают, являются искажением слова "ольха", которое, по уверению словаря Даля, произносилось как "елоха". В этих местах протекал ручей Ольховец, берега которого, вероятно, поросли ольхой, ольшаником. Но И. Е. Забелин писал, что "ольхой" называлось и мокрое, болотистое место и такие названия "в этом смысле, а не в значении леса, служат обозначением некоторых местностей Москвы".

Ручей Ольховец был правым притоком речки Чечера, впадавшей в Яузу. Мемуарист прошлого века писал, что "еще на нашей памяти старожилы припоминали, как они ловили в ней (в Чечере - Авт.) для домашнего обихода разную рыбу мелких сортов". Притоком Чечеры, но с левой ее стороны, был ручей Кукуй, ограничивавший с запада территорию Немецкой слободы. Через Чечеру был перекинут мост, называвшийся так же, как и улица, шедшая по нему, Елоховским, а в просторечии Ехаловым. Он существовал до 1873 г., после чего был разобран.