Александр Боханов - Правда о Григории Распутине

Летом 1915 года Распутин жил в Покровском. О жизни его там из «Выписок» можно почерпнуть уйму скандальной информации. Там он все время пьянствовал, устраивал в своем доме шумные хмельные пирушки, «лапал» прилюдно женщин, часто «удалялся с ними в темноту», постоянно рассказывал окружающим о «своём влиянии» на Царя, о том, как освобождал от воинской повинности, как перед ним заискивали министры и так далее, и тому подобное.

Приведем «описание жизни» Распутина за 13 июля. «Распутин после купания пошел к жене псаломщика Ермолая, которая ожидала его у своего окна, и пробыл у нее полчаса. Бывает у нее почти ежедневно с интимными целями. Патушинская уехала в Ялуторовск по вызову мужа, причем при отъезде целовала Распутина в губы, нос, щеки, бороду и руки со сладострастием».

Читая подобные описания, а это далеко не единственное, неизбежно возникает недоуменный вопрос: а где же были агенты охраны? Они что, сопровождали его к окну или наблюдали за происходящим из-за кустов? Такого рода вопросы можно задавать без счету; сочинители явно не блистали ни умом, ни литературным дарованием.

Во-первых, в подлинных филерских донесениях Распутин неизменно проходит под кличкой «Тёмный». Уже из этого следует, что перед нами не выдержки из подлинных документов, а некое «переложение». Во-вторых, невольно умиляет «высокий слог» текста: «сладострастное целование» бороды и рук — эти перлы явно из обихода низкопробной журналистики.

Чтобы не утомлять читателя бесконечными опровержениями и сопоставлениями, приведем целиком подлинный документ, характеризующий жизнь нашего персонажа в тот же период. На бланке начальника Тобольского губернского жандармского управления под исходящим номером и под грифом «Лично. Совершенно секретно» значится:

«Господину Товарищу Министра Внутренних Дел Свиты ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА Генерал-майору Джунковскому.

Рапорт

В дополнение рапорта моего от 21 сего июля за № 34 доношу Вашему Превосходительству, что крестьянин Григорий Распутин прибыл из Петрограда в село Покровское, Тюменского уезда, 21-го июня сего года в сопровождении агентов Отделения по Охране Общественной безопасности и порядка в Петрограде Даниила Терехова и Петра Свистунова, которые постоянно за ним следуют и большей частью находятся в доме Распутина, где читают ему книги и газеты.

Распутина посетили в селе Покровском: жена бывшего нотариуса в городе Ялуторовске, Тобольской губернии Паташинская (правильно Патушинская. — А. Б.), находящаяся видимо в очень близких отношениях с Распутиным, называя его „отцом“ и 2) еврей из Перми Вульф Янкелевич Берге, имеющий вид на жительство для проживания в Перми, выданный ему из Департамента Общих Дел Министерства Внутренних Дел от 23 декабря 1913 года за № 37049.

По слухам Распутин собирается выехать в город Петроград. Ничего заслуживающего внимания Распутин пока не проявил. 11 июля пожертвовал Обществу 500 рублей».

На рапорте значится дата — 24 июля 1915 года; здесь же имеется и собственноручная подпись начальника Тобольского жандармского управления полковника Владимира Андреевича Добродеева.

Нет нужды доказывать, что любой пьяный разгул, связи с женщинами, разговоры о встречах с Царской Семьей, если бы они имели место в действительности, тотчас же были бы зафиксированы в указанном рапорте. Уже известный нам местный урядник унтер-офицер Прилин был начеку и, что называется, глаз не сводил с распутинского дома.

Имелись в Покровском и другие осведомители, поставлявшие информацию непосредственно В. А. Добродееву. Жандармский полковник из Тюмени, конечно же, знал, какого рода сведения от него ждут его начальники в столице. Однако порадовать «Их Превосходительства» ничем не мог.

Более чем за месяц в Покровском «ничего заслуживающего внимания Распутин не проявил». Вот и вся история. Далее начинался вымысел.

В конце августа 1915 года в России произошло важное событие: Император принял Верховное командование вооруженными силами. С этого времени и до отречения в марте 1917 года Он большую часть времени проводил в Ставке в губернском городе Могилеве, удаленном от Петрограда почти на тысячу верст.

Этот период стал временем самых продолжительных разлук за более чем двадцатилетний период супружества Царя и Царицы. Вынужденные расставания Они воспринимали как печальную необходимость. В начале 1916 года Николай II написал Супруге: «Ты очень верно выразилась в одном из своих последних писем, что Наша разлука является Нашей собственной личной жертвой, которую Мы приносим нашей стране в это тяжелое время. И эта мысль облегчает Мне её переносить».

Оставшись в столице, Александра Фёдоровна горела желанием Ему помогать: «Ты всё переносишь один, с таким мужеством! Позволь Мне помочь Тебе, Моё сокровище! Наверное, есть дела, в которых женщина может быть полезна. Мне так хочется облегчить Тебя во всём».

Ее участие вначале ограничивалось почти исключительно пересказом светских новостей: «Извини Меня за то, что так к Тебе пристаю, Мой бедный усталый друг, но Я так жажду помочь Тебе, и, может быть, могу быть полезна тем, что передаю Тебе все эти слухи», — писала она в июне 1915 года. Чуть ли не с восторженным пренебрежением воспринимала Царица недовольные сетования на ее новую роль и заявляла, что люди боятся Ее, «потому что знают, что у Меня сильная воля, Я лучше других вижу их насквозь и помогаю Тебе быть твердым».

Летом же 1915 года Император дал Супруге своеобразный политический карт-бланш. «Подумай, Женушка Моя, не прийти ли Тебе на помощь к Муженьку, когда Он отсутствует? Какая жалость, что Ты не исполняла этой обязанности давно уже или хотя бы во время войны!»

С того времени и начинается приобщение Александры Фёдоровны к делам управления страной. Нет, она никого не назначала, никого не увольняла, никаких приказов должностным лицам не отдавала. У Нее никогда не было не только Своей политической «линии», но даже и не возникало желания иметь и проводить таковую. Все основные и важнейшие нити и рычаги управления Империей и армией безраздельно оставались в руках Монарха.

Александра Фёдоровна старалась лишь облегчить ношу Своему дорогому Ники, помочь Ему советом, оказать моральную поддержку. Свою первейшую задачу Царица видела в разоблачении закулисных интриг и двуличия высших сановников, в выявлении среди них «надежных» и «верных».

Она не сомневалась, что такая помощь в столь трудное время — угодное Богу дело, что Ее чуткое и любящее сердце может подсказать правильное решение. «Ты, Дружок, слушайся Моих слов, — писала она в сентябре 1915 года. — Это не Моя мудрость, а особый инстинкт, данный мне Богом помимо Меня, чтобы помогать Тебе».