Александр Боханов - Правда о Григории Распутине

Однако даже встречи за пределами дворца не оставались незамеченными. Всегда находились соглядатаи, и в этом отношении показателен следующий случай.

В 1915 году Вырубова организовала в Царском Селе собственный госпиталь, основанный на средства, которые она получила в качестве компенсации за свое увечье от железной дороги. Госпиталь стал центром забот для этой женщины. Сюда часто приходили ее друзья и знакомые: Ю. П. Ден, Г. Е. Распутин, Н. П. Саблин и многие другие. Бывала и Императрица с Дочерьми. Старшей сестрой в госпитале работала вдова подъесаула Надежда Ивановна Воскобойникова.

Она приехала в 1911 году в Петербург с Дона «искать счастье», в столице довольно быстро освоилась и стала содержанкой тайного советника и сенатора В. Н. Мамонтова. После его смерти в начале 1916 года Воскобойникова оказалась «без места» и собралась идти в монастырь. Однако осуществить это намерение не спешила, решив посоветоваться с Распутиным. Его она знала уже несколько лет, встречая не раз в доме своего покойного «благодетеля».

В квартире Распутина на Гороховой, которую Воскобойникова усердно посещала, она познакомилась и близко сошлась с Вырубовой и в итоге вместо монастыря решила поступить к ней в лазарет. Там бывали многие влиятельные лица и имелся шанс завести «симпатичное знакомство». (Намерение это она скоро и осуществила, став задушевной приятельницей последнего министра внутренних дел А. Д. Протопопова.).

Распутин посоветовал «другине Анне» принять к себе на службу Надежду, заметив, что «она тебя не обкрадет». Такой рекомендации оказалось достаточно. Воскобойникова очень деятельно занялась медицинской службой и хорошо здесь себя зарекомендовала, став не только медсестрой, но и горничной у Вырубовой. Она близко увидела и узнала Императрицу, регулярно делала Ей массаж.

О якобы существовавших интимных связях между Царицей и Григорием она была наслышана и горела желанием разгадать эту тайну и стать ее хранительницей. При каждом удобном случае она подглядывала и подслушивала, наблюдая за всем, что происходило в лазарете и доме Вырубовой. Главной же ее мечтой было застать и уличить Царицу. Какие возможности здесь открывались для шантажа и влияния! Но страстное любопытство так и не было вознаграждено. Ничего компрометирующего узнать не удалось.

Давая показания в ЧСК, она рассказывала: «Точные мои наблюдения не оставили во мне никакого сомнения в том, что слухи совершенно не соответствуют действительности и что Государыня не допускает ничего, что могло бы дать основание для этих слухов… Хотя при встречах Государыни и Распутина посторонних не было, тем не менее прислуживающий лакей Берчик (обычно Распутин приглашался к чаю, завтраку, обеду) беспрепятственно, а не по вызову входил в комнату, где находились Распутин и Государыня».

В начале января 1916 года Александра Фёдоровна писала Мужу в Могилев: «Мне бы хотелось повидаться с Нашим другом, но Я никогда не приглашаю Его к Нам в Твое отсутствие, так как люди очень злоязнены. Теперь уверяют, что Он получил назначение в Федоровский Собор, что связано с обязанностью зажигать все лампады во всех комнатах Дворца! Понятно, что это значит, но это так идиотски глупо, что разумный человек может лишь расхохотаться. Так отношусь к этой сплетне и Я».

Александра Фёдоровна никогда не предавала Своих друзей, а уж тем более Распутина, отношения с которым не собиралась рвать для того, чтобы угодить светским кумушкам.

В конце 1915 года произошло событие, еще раз убедившее и Николая II и Александру Фёдоровну в том, что Распутин предназначен Им Провидением. И снова связано это было с Цесаревичем Алексеем.

После двадцатидневной жизни в Царском Император 24 ноября возвращался в Ставку, в Могилёв. Цесаревич упросил Родителей разрешить Ему поехать с Отцом. Император собирался совершить большую инспекционную поездку по прифронтовой полосе и некоторым другим районам, Алексей хотел быть вместе с Ним.

Царь был этому очень рад, а Императрица с большой неохотой согласилась отпустить Алексея, у которого уже несколько недель болела после ушиба рука, и Он ее не мог согнуть. Не советовал брать с собой Алексея и Распутин, но Николай II и Сын настояли.

Через неделю, 3 декабря, Император с Наследником выехали из Ставки на юг, в Галицию. Вечером 3 декабря 1915 года Царь записал в дневнике: «У Алексея простуда началась вчера, а сегодня утром после нескольких чиханий пошла понемногу кровь носом. Пошел в 10 часов к докладу. В 12 ½ мы покинули Могилёв, чтобы посетить гвардию. Но так как кровь, хотя и с перерывами, не унималась, по совету С. П. Фёдорова (лейб-хирург, с осени 1915 года состоял при Ставке. — А. Б. ), решил со станции Бахмач повернуть обратно в Ставку».

Однако и по возвращении положение не улучшилось. У Наследника поднялась температура до 39 градусов, начались сильные головные боли. Император решил переехать в Царское Село, куда и прибыл с Сыном вечером 5 декабря. Положение Наследника было тяжелым. Кровотечение не прекращалось, температура оставалась высокой, и Алексей часто терял сознание.

Вырубова вспоминала: «Я видела Его, когда Он лежал в детской; маленькое восковое лицо. В ноздрях окровавленная вата. Профессор Федоров и доктор Деревенко возились около Него, но кровь не унималась… Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять». И когда все средства были использованы, Мать прибегла к последнему. Она послала Вырубовой записку с приказанием вызвать Григория Распутина.

Распутин быстро приехал, подошел к кровати, сказал, что «ничего серьезного нет». Дал Алексею яблоко, погладил по голове, прочел молитвы, и состояние Мальчика сразу же стало улучшаться. По словам Вырубовой, «доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло. Но это — факт».

В обществе же ангел-хранитель Царской Семьи не вызывал никаких иных чувств, кроме зависти, ненависти и отвращения. В самой тиражной газете «Русское слово», например, можно было прочитать следующее: «Самая малейшая его просьба удовлетворялась. Если происходила почему-либо задержка, то Распутин по телефону, не стесняясь присутствием посторонних лиц, в резкой форме требовал от председателя Совета министров исполнения его просьбы».

В очередной раз уместно повторить: подобные картины — плод болезненного воображения. Но так как приступами «буйства фантазии» в тот период страдали не только сочинители газетных репортажей и аналитических статей, но и потребители, истинность описанного сомнений у многих не вызывала. Стали без обиняков утверждать, что «центр Империи теперь на Гороховой».

Квартира Распутина становилась широко известной не только в Петербурге, но и в России. Сюда уже нескончаемой чередой тянулись просители. Распутин щедрой рукой раздавал ходатаям и просителям записочки к различным должностным лицам. Эти клочки бумаги с распутинскими каракулями в силу удивительного положения писавшего порой срабатывали в чиновных канцеляриях.