Николя Трюон - История тела в средние века

Подобный контроль над сексуальной жизнью супругов, предписывавший, кроме того, полное воздержание во время Рождественского, Великого и Троицкого постов и в другие постные дни, сильно повлиял не только на ментальности Средневековья, но и на демографическую ситуацию. Дело в том, что сексуальная свобода допускалась всего сто восемьдесят или сто восемьдесят пять дней в году. Парижский теолог Гуго Сен-Викторский (ум в 1141 г.) доходил до утверждения, будто сексуальные отношения между супругами связаны с блудом, заявляя, что «зачатие детей происходит не без греха». Жизнь в браке оказывалась невероятно трудной даже при том, что «одухотворение супружеской любви, — как пишет Мишель Со, [30] Michel Sot, «Pourquoi se marier à l'église», in Les collections de l'Histoire, № 5: L Amour et la sexualité, juin 1999. — спасало тело, которое церковники стремилась истребить». В самом деле, любовь к другому телу и любовь к Богу во многих текстах смешивались, так что преисполненная эротизма библейская «Песнь песней», сводилась к диалогу между греховным человечеством и священным всеблагим божеством. Благодаря этому, согласно «Сентенциям» Петра Ломбардского (ок. 1150 г.), супруги могли наконец соединяться «в согласии душ и в сплетении тел».

Еще в 1793 году Кант со свойственными ему рационализмом и критичностью писал: «Это хорошо в теории, но ничего не стоит на практике». Интересно, как же на самом деле в Средние века обстояло дело с сексуальной моралью. Вплоть до XII века еще можно было встретить духовных лиц, которые участвовали в боях, хотя это явление и не носило массовый характер. Священники чаще обзаводились женами и сожительницами, чем воинскими доспехами и оружием. Что же касается светских лиц, то они беспрестанно ссорились и дрались, вовсю предавались плотским утехам, которые не сводились к одной только сексуальной жизни. Аристократия оставалась такой же полигамной, какой была в период «варварства».

Телесные практики разных социальных групп отличались друг от друга, как и последовательность и строгость в следовании запретам. Противостояние разных общественных категорий прослеживалось даже в сексуальной сфере. Так, супружеские союзы в благородных и знатных семьях невозможно себе представить без внебрачных связей. У имущих людей полигамия считалась приличной и действительно допускалась. Среди неимущих строже соблюдалась установленная Церковью моногамия. Что же касается целомудрия, то оно, по замечанию Жака Россио, являлось «весьма редкой добродетелью» и «оставалось уделом монастырской элиты, ибо большая часть белого духовенства имела сожительниц, если только священники не были совершенно открыто женаты». Духовник Людовика Святого, к примеру, всячески подчеркивал, что король строго соблюдал целомудрие в браке, поскольку подобное поведение являло собой исключение из правила.

Филипп-Август (1180–1223), последний французский король, практиковавший полигамию, правил как раз в то время, когда происходили изменения в этой области жизни. Овдовев, он женился на Ингеборге Датской. Однако брак оказался бездетным. Тогда монарх отослал от себя жену и завел внебрачную связь, вскоре став двоеженцем. Духовенство сочло такое положение дел недопустимым, и короля отлучили от Церкви. В результате он вернул ко двору Ингеборгу Датскую, но жить с ней не стал, а заключил в монастырь. Отвергнутую королеву побуждали возвратиться в Данию, однако она отказалась, считая Францию своей страной. Несмотря на пренебрежение со стороны мужа, Ингеборга пользовалась при дворе почетом и уважением, удостаивалась доверия многих своих подданных. Эта необыкновенная женщина вдохновила анонимного творца на создание одной из прекраснейших книг Средневековья — «Псалтири Ингеборги» — шедевра и образца теологической мысли, в котором описывалась вся история христианства от Сотворения мира до Апокалипсиса, включая Воплощение Христа и Страшный суд.

Система контроля над сексуальным поведением и телесными практиками изменялась на протяжении тысячи лет, составивших Средневековье. Она восторжествовала в XII веке, с великой григорианской реформой. Однако примерно тогда же наметился и ее относительный упадок. Сохранялись сексуальные практики и образ жизни, унаследованные от греко-латинского языческого мира. В народных фарсах высмеивалось целомудрие монахов, поднимались на смех священники, имевшие сожительниц, а девственность, будь то добровольная или навязанная, нарушалась. Для более позднего Средневековья характерно колебание между подавлением сексуальной свободы и новым ее обретением. В XIV веке, в эпоху кризиса, более актуальным оказалось стремление заселить землю, нежели небо, что привело к распространению ценностей, связанных с сексуальной жизнью. Отныне, как пишет Жорж Дюби, «борьба будет идти не между плотским и духовным, а между естественным и тем, что ему мешает». Вместе с тем в XV веке везде, за исключением немногих мест, например Флоренции, усиливалось отвращение к гомосексуалистам или «женоподобным» мужчинам. В этих метаниях чувствуется противоречивость и динамичность, характерные для европейской культуры той эпохи. Навязываемая Церковью новая сексуальная этика все же закреплялась в воображении средневековых европейцев, как и в их повседневной жизни. Причем закреплялась прочно и надолго. Возможно — вплоть до нашего времени, ведь беспрецедентная сексуальная революция произошла только в 60-е годы XX века.

Для того чтобы понять происхождение «великого отречения», о котором шла речь, следует возвратиться к истокам. Тенденция к вытеснению всего, связанного с полом, «отречения от плоти», определившая развитие европейской культуры, возникла в Римской империи, внутри культуры языческой. Пионером изучения этого процесса стал Мишель Фуко, автор «Истории сексуальности».

Точную датировку исследуемого нами поворота в сознании предлагает историк Поль Вейн. [31] Paule Veyne, «La famille et l'amour sous le haut Empire romain», in Annales E.S.C., 1978. Он говорит о времени правления Марка Аврелия (161–180). Во всяком случае, стоицизм императора, проникнутый аскетическими настроениями, основанный на постоянном самоограничении и беспрерывной борьбе с гибельными страстями, «приобретал личностные черты». [32] Les Stoïciens, textes traduits par Emile Bréhier, édités sous la direction de Pierre-Maxime Schuhl, Paris, Gallimard, 1962, coll. «Bibliothèque de la Pléiade». Например, половой акт сводился, по его мнению, к «трению внутренностей и выделению слизи с каким-то содроганием». [33] Marc Aurèle, «Pensées» VI, 13, in Les Stoïciens, op. cit. Русское издание: Марк Аврелий. Размышления. Пер. А. К. Гаврилова. СПб., 1992. Марк Аврелий записал «Размышления», обращенные к самому себе, в которых объяснял причину подобного обесценивания. Мудрый человек, дабы вырваться из круга порочных страстей, обязан являть своему сознанию голую правду. «Вот каковы представления, когда они метят прямо в вещи и проходят их насквозь, чтобы усматривать, что они такое, — так надо делать и в отношении жизни в целом, и там, где вещи представляются такими уж предосудительными, обнажать и разглядывать их невзрачность и устранять предания, в какие они рядятся».