Валентина Мухина-Петринская - Обсерватория в дюнах

Евгений Петрович смотрел не на Христину, а на дочь: свежее полное лицо Марфеньки побледнело, но в черных глазах была решимость, словно всем силам зла бросала она вызов.

"Дочь вернет к жизни эту несчастную,-- подумал он.- Задача ей по силам. Но что же мне делать с Христиной? Устроить гардеробщицей к нам в институт, пока обживется... Ей и жить-то, наверное, негде, придется в общежитие ее устраивать. А что, если..."

Он с досадой вспомнил про Катино требование надбавить ей двести рублей: "Зазналась баба, никто столько и не платит домработнице. Что я, миллионер, что ли!"

- Хотите поступить к нам домработницей? - неожиданно предложил он.

- Папа! - Марфенька хотела решительно возразить, но вдруг подумала, что на первое время для нее это будет, пожалуй, даже неплохо. Эта женщина так нуждалась в уходе и ласке, грубое или насмешливое, сказанное невзначай слово могло ее опасно ранить.

- Оставайтесь у нас, Христина Савельевна,- сказала она.- Не бойтесь, я буду вам помогать.

Христина дрожащими губами пробормотала какие-то слова благодарности.

Марфенька пожелала, чтоб Христина сегодня же перебралась к ним. И на всякий случай - а то еще монашка разговорит- отправилась с ней вместе за вещами. У бывшей монашки, сморщенной, с опухшими ногами старушонки, комната была полна каких-то необыкновенно волосатых постояльцев: она пускала к себе ночевать приезжавших в командировку священнослужителей. Христина обычно спала на полу в кухне, возле газовой плиты. Все ее вещи уместились в крохотном узелке. Монашка не отговаривала ее: "Хорошим людям отчего не послужить. Девушка-то верующая, по лицу вижу (Марфенька чуть не фыркнула: "Увидела!"). А милостыньку просить благословила тебя, чтоб только не идти на фабрику: хорошему там не научат, безбожники!.." Стали прощаться.

Было решено, что сегодня Христина переспит в столовой на диване, а завтра для нее освободят маленькую комнату за кухней, превращенную Катей в кладовку.

Марфенька принялась деятельно устраивать гостью. Дала ей свое белье, туфли и платье, сама приготовила для нее горячую ванну.

Пока Христина мылась, Марфенька старательно накрыла на стол, положила в вазочку домашнего вишневого варенья и сбегала за тортом.

Приодетая, разрумянившаяся после горячей ванны, оживившаяся, Христина даже похорошела. Она была бы хорошенькой - круглолицая, с немного вздернутым носом, большими голубыми глазами,- если бы не болезненная одутловатость и выражение приниженности и затаенного испуга во всем ее облике.

Она все порывалась услужить, но Марфенька категорически заявила, что сегодня она гостья и вообще ей нужно сначала хорошо отдохнуть и поправиться.

Пили чай втроем за длинным столом, накрытым, как для приема гостей. Чтобы не смущать Христину, Оленевы заговорили о посторонних для нее вещах: о театре, последнем спутнике, о новой книге Евгения Петровича, о прыжке Марфеньки.

Укладывая потом Христину спать, девушка сказала ей потихоньку:

- Старайтесь не думать о прошлом, думайте о будущем. Хотите знать свое будущее? Могу погадать.

- Разве вы можете?

- Ну конечно, нас этому в десятилетке учат! - Марфенька взяла маленькую жесткую руку Христины и стала разглядывать испещренную линиями ладонь.

- Вот что я вижу: все напасти в прошлом, они удалились. Вас ждет счастье - совсем рядом! Будете учиться, приобретете интересную профессию. Не разберу, кем вы будете... Может, инженером? Или врачом? Еще выйдете замуж, на этот раз за хорошего человека. Он блондин. Вы родите четырех сыновей, которые будут летчиками. Здоровье к вам вернется. Спокойной ночи! Дайте-ка я вас поцелую. Не холодно будет спать? - Марфенька тщательно подоткнула под нее одеяло.- Покойной ночи, Христина Савельевна.

На другой день своевольная Марфенька не пошла в школу, и они вдвоем освободили от всякой рухляди, выбелили, вымыли и обставили комнату для Христины. Получилось уютно. Накрытая пушистым одеялом кровать, последние осенние астры в бокале на столике, примула в горшках на подоконнике, два стула, старый зеркальный шифоньер, книжная полка над постелью.

Книги Марфенька тщательно подобрала из своей и отцовской библиотеки: рассказы Брет-Гарта и Тургенева, "Приключения Гекльберри Финна", "Давид Копперфильд", "Мартин Идеи", "Тихий Дон", "Два капитана", несколько романов Пановой и Галины Николаевой, пара толстых книг по естествознанию, несколько научно-популярных брошюр. Ей очень хотелось подложить что-нибудь антирелигиозное, но все это было написано каким-то насмешливым, грубоватым языком, и Марфенька побоялась оскорбить чувства Христины. Вместо того она, подумав, добавила "Очерки о Вселенной".

- Эти все книги я вам дарю,-заявила она, улыбаясь.- На сегодня хватит возиться. Лежите и читайте.

Обед я сейчас принесу из ресторана. А завтра, когда я уйду в школу, вы сходите на рынок, и мы вместе приготовим что-нибудь вкусное. Хорошо? Зачем же вы плачете? Вам не нравится у нас?

- Очень... нравится. От радости я плачу. Спасибо вам! Награди вас бог!

- Ну вот, я рада, что вам нравится. Кажется, все есть, что понадобится...

Марфенька осмотрелась с довольным видом.

- Иконки вот только нет...- робко напомнила Христина.

- А-а!..

Марфенька пошла в кабинет отца, долго там рылась и наконец принесла репродукцию Сикстинской мадонны на слоновой бумаге. Репродукция была вставлена в рамку под стекло вместо какого-то пейзажа и, к великому восхищению Христины, повешена в угол.

В этот день Христине Савельевне Финогеевой казалось, что она после долгих-долгих странствий возвратилась домой. А Марфеньке - что к ним приехали родные.

Глава пятая

НИЩИЕ ДУХОМ

У Христины всегда получалось почему-то так, что стоило ей кого-нибудь полюбить, как она его теряла.

Кто были ее родители, она не знала. Воспитательница однажды рассказывала ей, что ее нашли в 1933 году на руках мертвой женщины возле Павелецкого вокзала. В найденном при умершей паспорте значилось: Финогеева Ксения Алексеевна. Там же был вписан ребенок - Христина.

Кто была ее мать, куда она ехала, что покидала и что искала, осталось навсегда неизвестным.

В детдоме Христина очень сильно привязалась к одной из воспитательниц. Та относилась к ней ласково, но не лучше, чем ко всем остальным ребятам: она никогда и не позволила бы себе иметь любимчиков! Дети стали звать ее мамой воспитательница не возражала. Христина ходила за ней по пятам, не знала, чем ей угодить, тоско-268

вала и плакала, когда у воспитательницы был отпускной день. Иногда ей казалось, что воспитательница любит ее совсем как родная мать. Что это не так, она поняла, лишь когда с разрешения директора воспитательница стала ежедневно брать с собой на работу маленькую балованную родную дочку.