Вернер Зомбарт - Буржуа

Из 230 дней — 203 рабочих дня

» 161 — 99 »

» 287–193 »

» 366–260 »

» 366–263 »

И в самой работе не торопятся. Нет совсем никакого интереса в том, чтобы что-нибудь было сделано в очень короткое время или чтобы в течение определенного времени было изготовлено очень много предметов. Продолжительность производственного периода определяется двумя моментами: требованиями, которые ставит делу хорошее и солидное исполнение, и естественными потребностями самого работающего человека. Производство благ есть осуществление деятельности живых людей, которые «вкладывают свою душу» в свое творение; эта деятельность поэтому в такой же степени следует законам плоти и крови этих индивидуальностей, как процесс роста дерева или половой акт животного получают направление, цель и меру соответственно внутренним необходимостям, управляющим этими живыми существами.

Совершенно так же, как и относительно темпа работы, только человеческая природа с ее требованиями имеет определяющее значение в смысле объединения отдельных функций работы в единую профессию: rnensura omnium rerum homo справедливо и здесь.

Этому в высокой степени личному характеру хозяйствования соответствует и его эмпиризм, или, как это называют с давних пор, его традиционализм. Хозяйствуют эмпирически, традиционно; это значит: так, как переняли от отцов, так, как этому научились с детства, как привыкли. При принятии решения о том, прибегнуть ли к известной мере, к известному действию, смотрят прежде всего не вперед, не на цель, спрашивают не исключительно о целесообразности этого мероприятия, но оборачиваются назад и смотрят на примеры прошлого, на образцы, на опыт.

Мы должны ясно представлять себе, что это традиционное поведение есть поведение всех вообще естественных людей и что оно вполне господствовало во всех областях культуры в прежние времена истории человечества — по причинам, которые надлежит искать в самой природе человеческой и которые все в конечном счете коренятся в сильном стремлении человеческой души к постоянству.

С нашего рождения, а может быть и ранее, окружающая среда, являющаяся для нас естественным авторитетом, втискивает нас в определенную колею нашего умения и хотения: все сообщения, поучения, поступки, чувства, воззрения родителей и учителей сначала принимаются нами без дальнейших рассуждений. «Чем менее развит человек, тем сильнее подпадает он под эту власть примера, традиции, авторитета и внушения» (10).

К этой силе предания присоединяется в дальнейшем ходе человеческой жизни вторая, такая же могучая, сила привычки, которая заставляет человека всегда скорее сделать то, что он уже раньше делал и что он поэтому «умеет» делать, и которая, таким образом, также удерживает его на пути, по которому он уже ранее двигался.

Очень тонко определяет Теннис (11) привычку — как желание или страсть, возникшие на почве опыта. Первоначально безразличные или неприятные представления путем ассоциации или смешения с первоначально приятными делаются сами приятными, пока наконец не входят в циркуляцию жизни и как бы в саму кровь. Опыт есть упражнение, а упражнение здесь является творческой деятельностью. Упражнение, вначале трудное, становится легким путем многократного повторения, делает неуверенные и неопределенные движения уверенными и определенными, развивает особые органы и запасы сил. А этим деятельный человек все снова и снова побуждается повторять ставшие для него легкими действия, т. е. оставаться при раз заученном и равнодушно, более того, враждебно относиться к новшествам, коротко говоря, он становится традиционалистом.

Сюда присоединяется еще один момент, на который справедливо указывает Фиркандт, — единичная личность как член группы в стремлении показать себя достойным ее членом, особенно культивирует те культурные ценности, которые характерны для данной группы. Это опять-таки имеет последствием то, что единичная личность принципиально не устремляется к новому, но скорее стремится довести до совершенства старое.

Так, естественный человек действием многообразных сил как бы вдвигается в колею существующей культуры, и этим оказывается влияние в определенном направлении на всю его душевную структуру. «Способность к спонтанности, к инициативе, к самостоятельности, которая и без того незначительна, еще более ослабляется, согласно общему положению, что задатки могут развиваться только в меру их продолжающегося применения и за отсутствием такового погибают» (12).

Все эти отдельные черты докапиталистической хозяйственной жизни, так же как и докапиталистической культурной жизни вообще, находят свое внутреннее единство в основной идее жизни, покоящейся на постоянстве и действовании всего живого в пространственной смежности. Высший идеал того времени, освещающий чудесную систему св. Фомы, в своем последнем завершении — это покоящаяся в себе и из зерна своего существа восходящая к совершенству отдельная душа. К этому идеалу приспособлены все жизненные требования и все жизненные формы. Ему соответствует твердое разделение людей на профессии и сословия, рассматриваемые как равноценные в их общих отношениях к целому и предоставляющие отдельному лицу те твердые форму, внутри которых оно может развить свое индивидуальное существование до совершенства. Этому же идеалу соответствуют руководящие идеи, которым подчинена хозяйственная жизнь: принцип покрытия потребностей и принцип традиционности, которые оба суть принципы постоянства. Основная черта докапиталистической жизни есть черта уверенного покоя, свойственная всякой органической жизни. И надо теперь показать, как этот покой превращается в беспокойство, как общество из принципиально статического развивается в принципиально динамическое.

Дух, который производит это превращение, который обращает старый мир в развалины, есть дух капиталистический, как мы его называем по хозяйственной системе, в которой он обитает. Это дух наших дней. Тот самый, который одушевляет каждого американского «человека доллара» и каждого летчика, тот дух, который господствует над всем нашим существом и управляет судьбами мира. Задача настоящей работы: проследить капиталистический дух в течение всего хода его развития, от его самых первоначальный зачатков до настоящего времени, а также проследить его развитие в будущем. Мы сделаем попытку разрешить эту задачу в двойном смысле — тем, что мы прежде всего исследуем возникновение капиталистического духа в истории человечества. Этому посвящена первая часть нашего труда. При этом мы обнаружим отдельные составные элементы, из которых сросся воедино капиталистический дух, мы проследим в их постепенном развитии два, сначала каждый в отдельности: предпринимательский дух и мещанский дух, которые, только объединившись, образуют капиталистический дух. Оба эти составных элемента сами по себе сложной природы: предпринимательский дух это синтез жажды денег, страсти к приключениям, изобретательности и многого другого; мещанский дух состоит из склонности к счету и осмотрительности, из благоразумия и хозяйственности.