Владимир Муравьев - Истории московских улиц

На развале торговали книжные торговцы двух категорий: частные, в большинстве своем старики с дореволюционным опытом, которые сами доставали товар и платили налог фининспектору, и так называемые "книгоноши", которые были работниками государственных книготорговых организаций, им платили процент от проданных книг и снабжали книгами с государственных складов.

После революции были национализированы склады больших книжных издательств, и вся эта дореволюционная литература шла на рынок. Современных книг было мало.

"Книги были на все вкусы, - вспоминает Глезер. - Вот книги в издании П.П.Сойкина - разрозненные тома из собраний сочинений Киплинга, Стивенсона, Диккенса, Марриета, Конан Дойла, Буссенара и некоторых других авторов. Книги новенькие, неразрезанные, и каждая по 30 коп. Рядом издания В.М.Саблина. Стоимость в издательском красивом зеленом переплете - 20 коп. за том, без переплета - 15 коп. Книг в издании Саблина было особенно много. Это отдельные тома сочинений Г.д'Аннунцио, Г.Ибсена, С.Лагерлеф, П.Лоти, Г.Манна, О.Уайльда, А.Шницлера, М.Метерлинка, К.Гамсуна...

Естественно, кроме перечисленных выше авторов и названий, были сотни других. В том числе издания по истории, естествознанию, философии, медицине и т.д. Постепенно открывались новые склады, заполненные книгами, и книжный ассортимент, естественно, расширялся".

Глезер получал книги со склада бывшего издательства А.А.Карцева. "Наиболее интересными здесь, - пишет он, - были книги Л.П.Сабанеева "Рыбы России", изданные в 1911 году, Г.Масперо "Древняя история народов Востока" и, главное, сочинения Е.А.Салиаса, начиная с 21-го по 55-й том. Сочинения Сабанеева, Масперо и Салиаса мы продавали по 50 коп. за том. Надо сказать, что книги эти объемистые, по 500 и более страниц. Страницы не были разрезаны, и при расшивании книги получались большие листы бумаги. Этим пользовались некоторые книгоноши-хитрецы и, чтобы выполнить план-выработку, свозили тома Салиаса на рынки, продавая мелким торговцам ягодами на кулечки и обертку. Такого рода дельцов было немного. Они оказались случайными людьми в книжной торговле и постепенно отошли от нашего дела. Именно эти тома Салиаса в издании А.А.Карцева стали все реже и реже встречаться у букинистов. Поэтому и стоимость их всегда была высокой. Сейчас они стоят и совсем дорого...

В течение дня стопки книг каждого издания таяли и таяли, и к концу дня зачастую не оставалось ни одного экземпляра. На следующий день ассортимент пополнялся книгами тех же издателей, но других авторов и других названий. Более активные книголюбы за неделю легко, по томику, собирали полные собрания сочинений...

У Китайгородской стены я проработал с 1924 по 1931 год. Видел тысячи людей. Знакомство с некоторыми сохранилось до сего времени. Кто только не посещал наш культурный центр (а что центр наш культурный, сомнений у нас не было). Это известные писатели, художники, профессура московских вузов, артисты, просто любители книг.

В поисках книжных редкостей часто наведывались к нам уже искушенные книголюбы, такие, как Демьян Бедный, В.Лидин, Н.Смирнов-Сокольский, Н.Машковцев, А.Сидоров, И.Розанов и многие другие известные деятели культуры и науки".

Книжный развал у Китайгородской стены был ликвидирован в 1931-1932 годах. Он оставил по себе добрую память у старых книжников, а у молодых рассказы о нем до сих пор вызывают завистливые вздохи.

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ - ВРЕМЕНА НОВЫЕ

В 1918 году в одном из домов Стахеева на Лубянской площади получил комнату в коммунальной квартире поэт-футурист В.В.Маяковский. Впоследствии он упомянет об этом в поэме "Хорошо!": "Живу в домах Стахеева я, теперь Веэсэнха".

Далее он пишет, что с того самого дня, как поселился здесь, внимательно присматривался к тому, что происходило вокруг: к людям "всяких классов", оказавшимся собранными в коммуналке, к событиям, которые наблюдал из окна и на улице. Многое из увиденного получило отражение в его творчестве.

Отразилось и главнейшее событие в истории Лубянской площади советского времени.

В декабре 1920 года комплекс домов страхового общества "Россия" заняла расширявшаяся ВЧК. Это сразу изменило общую атмосферу на площади, хотя внешне все как будто оставалось по-прежнему. В.В.Маяковский в стихотворении, названном "Неразбериха", топографически точно изображая Лубянскую площадь и многократно описанных им (и не только им) мелочных торговцев и мальчишек-папиросников, фиксирует новое и характерное только для торжка у Никольских ворот Китай-города явление.

Лубянская площадь.

На площади той,

как грешные верблюды в конце мира,

орут папиросники:

"Давай, налетай!

"Мурсал" рассыпной!

Пачками "Ира"!"

Против Никольских - Наркомвнудел.

Дела и люди со дна до крыши.

Гремели двери, авто дудел.

На площадь чекист из подъезда вышел.

"Комиссар!!" - шепнул, увидев наган,

мальчишка один, юркий и скользкий,

а у самого

на Лубянской одна нога,

а другая - на Никольской...

Мальчишка с перепугу

в часовню шасть.

Конспиративно закрестились папиросники.

Набились, аж яблоку негде упасть!

Возрадовались святители,

апостолы и постники.

Пафос стихотворения заключается в том, что торговцы напрасно перепугались, этот чекист вышел на площадь вовсе не по их душу, а по иному делу, и мораль - не надо бояться чекистов.

Однако этой же темы коснулся журналист, сотрудник "Огонька" Г.И.Геронский в очерке 1926 года, посвященном переименованию Лубянской в площадь "имени Дзержинского". Он отметил изменение общей атмосферы на некогда многолюдной веселой Лубянке.

"Ее проезжают по нескольку раз в день, - пишет журналист, - проезжают незаметно и безразлично, не вглядываясь в архитектуру - скучную и запыленную, как и ненужный старинный фонтан в центре этой площади. А людской поток, лента пешеходов на асфальтовой дорожке реже, чем на любой из соседних улиц, и, конечно, меньше, чем количество проезжающих через площадь извозчичьих и трамвайных пассажиров. На Лубянской площади нечего как будто смотреть, и хотя бы человек спешил, он сделает крюк и пройдет на Театральную и Тверскую по Кузнецкому мосту. И постепенно метнулось влево, к Китайскому проезду, здешнее отделение Охотного; торгующие здесь магазины поочередно закрываются, ликвидировался как торговое помещение и Лубянский пассаж. Небойкое это место для розницы... Не одни только растратчики и спекулянты стараются "обойти Лубянку"...

Скажут, что этот транспортный отлив совпал с переездом в самое высокое здесь здание хорошо известного учреждения..."

Кокетливая безличная ссылка на неких, которые скажут, что причина подмеченного журналистом уменьшения числа прохожих на площади связана с водворением на ней "хорошо известного учреждения" вовсе не убеждает читателя, что сам журналист придерживается иного мнения. За годы деятельности этого учреждения у москвичей - и не только у них - сложилось о нем совершенно определенное представление.