Алан Мурхед - Борьба за Дарданеллы

В конце июля Вильмер получил предупреждение, разосланное всем командирам турецкой армии, о том, что в любой момент следует ожидать наступления противника, и он позаботился о том, чтобы укрыть своих людей, насколько возможно, в дневное время, а по ночам продолжать копать траншеи.

6 августа майор спустился к берегу, чтобы проверить передовой пост в Лала-Баба, и вот там в конце дня услышал оглушительную артиллерийскую канонаду, начавшуюся на плацдарме АНЗАК. Вскоре после этого он получил приказ Лимана послать туда один из его батальонов. Солдаты уже отправились, а сам Вильмер остался на Лала-Баба, чтобы следить за горизонтом на случай появления вражеских кораблей. Он дождался, когда багровое солнце ушло за плоскую и пустынную поверхность моря, и потом, отдав приказания своим людям не снижать бдительности всю ночь, уехал в свой штаб в горах. Только он туда доехал, как поступило донесение с Лала-Баба о том, что внизу вражеские солдаты высаживаются на берег в темноте. Тут же он обратился к Лиману с просьбой вернуть батальон, шедший к сектору АНЗАК. Лиман ответил отказом, и у Вильмера, таким образом, осталось менее 1500 человек на то, чтобы удержать весь район вокруг залива Сувла.

Ночь была темной, хоть глаз выколи, и какое-то время на передовом посту в Лала-Баба не могли разобраться, что происходит. Если бы они могли разглядеть море, они бы встревожились куда больше, потому что британский флот выполнял первую часть плана операции с замечательной точностью. Высадка шла тремя эшелонами: 10 000 человек с Имброса, которые в составе трех бригад должны были произвести первую высадку, одну из них внутри бухты, а две другие — на открытом берегу к югу, а потом следом за ними шли 6000 солдат с Митилены и 4000 человек с Мудроса. Ровно в 21.30 ведущие эсминцы в ряд подошли и остановились в 500 метрах от «пляжа Би» — участка к югу от озера — и спокойно бросили в море свои якоря. «Битлы» и сторожевые лодки, которые они тянули на буксире, отвалили от них и направились к берегу.

В Лала-Баба турки не стреляли, потому что ничего не могли разглядеть, и при свежем и ласковом бризе корабли подошли к берегу и выбросили свои аппарели на песок. За несколько минут 7000 человек оказались на берегу, не замочив ног, и их побеспокоил лишь одиночный ружейный выстрел, которым убило матроса на берегу. Пока они прошли полмили внутрь полуострова, два турецких часовых вскочили в темноте, выстрелили из винтовок и побежали. Других примеров сопротивления не было. Перед десантниками лежала пустынная местность.

Но вот слева от них засверкали красные вспышки, и два батальона йоркширцев, которые продвигались в этом направлении, оказались под густым ружейным огнем. Впервые новая гражданская армия Китченера встретилась с врагом лицом к лицу, и ситуация была тяжелой: они уже семнадцать часов были на ногах, впереди видимость была на метр-два, и им был отдан приказ использовать штыки до наступления рассвета. Треть солдат и все, кроме трех, офицеры были поражены пулями, но остальные продолжали через силу тащиться, пока не выбили турок с вершины холма и продолжали гнать их к озеру на противоположной стороне. Уже была полночь, и выжившие стали оглядываться в поисках третьей бригады, которая должна была высадиться внутри бухты в месте, названном «пляж А», и встретиться с ними у Лала-Баба. Но тех нигде не было видно, а потому солдаты уселись и стали ждать.

Флот имел все основания недолюбливать незнакомые воды этой бухты. В темноте десантные суда заблудились, а те, которые не наскочили на скрытые рифы, подошли в конце концов к берегу, но на тысячу метров южнее места, где им полагалось быть. Только далеко за полночь первые группы этой третьей бригады начали строиться на берегу, и никто точно не знал, где они оказались и что им делать дальше. Но вот в 2 часа ночи взошла луна, и при ее бледном свете одна колонна сделала бросок к холму, который они приняли за гору Десяти (но это была не она), в то время как другая карабкалась по склонам Киреч-Тепе на север, а третья все еще сидела и ждала на берегу. Когда в 4.30 рассвело, все продвижение было остановлено. Гора Десяти все еще не была атакована или даже обнаружена, а дезорганизованные группы солдат открывали беспорядочный огонь по любой появляющейся цели, и на берегу воцарилась полнейшая неразбериха. Офицеры криком переспрашивали друг друга в надежде на новости, оспаривая приказы и отправляя посыльных, которые никогда не возвращались. Им нанес поражение не вражеский огонь, потому что он был несильным, а их собственное истощение, незнакомые карты, которые, казалось, не имеют никакого отношения к местности, и отсутствие кого-либо из начальства, кто мог бы четко ими командовать.

Вскоре после полуночи на берег прибыл генерал Хаммерсли, и оставшиеся темные часы он провел в безуспешных попытках выяснить, что же происходит. Только на рассвете он понял, что его солдаты совсем далеко от холмов и просто захватили две бухты в заливе.

Генерал Стопфорд был в несколько более легких условиях. В пути с Имброса он делился с адмиралом Кристианом своими предчувствиями по всему предприятию, но его дух поднялся, когда они приблизились к берегу. С побережья доносилась слабая перестрелка, и даже казалось, что десант не встретил сопротивления. В ранние утренние часы «Джонквил» бросил якорь внутри залива. Ночь была теплая, и генерал велел положить ему матрас рядом с мостиком и продолжил свой сон. Никого не послали на берег узнать новости, никто не появился на «Джонквиле» с берега, и никаких донесений не было отправлено в штаб на Имброс. Только в 4 часа утра капитан третьего ранга Унвин, который всю ночь был по горло занят, поднялся на борт, чтобы поторопить адмирала с открытием огня мониторами и тем самым подбодрить пехоту, которая все еще находилась в замешательстве на берегу.

На Имбросе Гамильтон и его штаб оценивали отсутствие новостей как невыносимое явление. Генерал не переставая ходил между своей палаткой и связистами, и, хотя из АНЗАК и с мыса Хеллес сообщали ему о своих событиях, из Сувлы не поступило ни слова. Кабелеукладчик «Левант» ушел вместе с флотом вторжения, прокладывая по пути телефонный кабель, и было так организовано, что первым сообщением по этому кабелю будет рапорт о том, что войска высадились на берег. На одном конце кабеля, в палатке связистов на Имбросе, находился циферблат, и все полночные часы штабисты не сводили с него глаз. Наконец в 2.00 стрелка на шкале стала двигаться, и телеграфист перевел сообщение: «Незначительный обстрел в „А“ прекратился. Все спокойно в „В“. Подписи не было — это просто один связист на борту „Леванта“ пересылал личную телеграмму своему коллеге на Имбросе. Но это, по крайней мере, успокоило душевное состояние главнокомандующего. „Теперь, слава богу, — писал он, — самое страшное позади. Новая армия точно на берегу“.