Алан Мурхед - Борьба за Дарданеллы

Атака началась самой мощной за всю кампанию артиллерийской подготовкой, которая длилась полтора часа. На несколько минут наступило затишье, а потом все началось вновь. Солдаты в британских окопах ожидали неизбежного броска турецкой пехоты, который следует за артобстрелом. И в начале вечера турки пошли. Чтобы достичь британских траншей, турецким солдатам предстояло преодолеть сто метров открытой местности, и они выскакивали из своих окопов с знакомыми криками «Allah, Allah!» и «Voor, Voor!» — «Бей, Бей!». В ответном огне британцев, возможно, было что-то безнадежное. Атака была столь сконцентрирована, столь смертоносна и неотразима, что, когда прошло несколько минут, солдаты увидели то, что еще не доводилось наблюдать ранее, — турецкая пехота отказывалась идти в атаку! Офицеры кричали и били солдат, поднимая их и толкая вперед в открытое поле, где уже так много полегло. Но солдаты не двигались. К ночи все закончилось. Ни один вражеский солдат не ворвался в британские окопы.

Лиман признает, эта катастрофическая атака убедила его в том, что британцы вообще не собираются покидать мыс Хеллес, и в ту ночь и на следующий день им больше никто уже не досаждал.

Теперь осталось только 17 000 человек, а 8 января выдался еще один по-весеннему спокойный день. И вновь, как в Сувле и АНЗАК, были приготовлены для уничтожения огромные груды материалов и боеприпасов. Были уложены мины, а в окопах установлены винтовки для автоматической стрельбы. И опять рядами лежали мертвые мулы.

В ходе дня ветер сменился на юго-западный, и немного посвежело, но все еще было спокойно, когда на закате в последний раз к полуострову устремились длинные вереницы лодок и боевых кораблей. Люди шли к морю, преодолевая расстояние в три мили, от вокзала Клафэм, от Виноградника и Горошка, и из других знаменитых участков, которым скоро даже не найдется места на картах.

Впоследствии солдаты вспоминали с особенной четкостью, что в этот день наблюдалось удивительное чередование тишины и оглушительного грохота. В Седд-эль-Бар они прятались под углом разрушенного форта, ожидая своей очереди на посадку, и в полнейшей тишине своего внутреннего страха они не слышали ничего, кроме звуков шагов солдат, ушедших вперед: шлеп, шлеп, шлеп — стучат ботинки, пока они перебегают через понтоны к «Ривер-Клайду», где дожидаются лихтеры, чтобы принять их в свое чрево. А потом, через мгновение, все растворяется в разносящих все вдребезги взрывах вражеских снарядов, образующих воронки в море. А потом опять шлеп, шлеп, шлеп, когда партия солдат возобновляет свой бег. Видеть так близко спасительное убежище и в то же время знать, что в любую секунду можешь его лишиться, — это для всех было тяжелейшим испытанием и давило ожидающего солдата кошмаром одиночества.

Кроме эпизодического обстрела, в турецких окопах не было заметно какой-либо активности, а с наступлением ночи на турок почти перестали обращать внимание. Всех больше беспокоила погода. К 20.00 барометр стал падать, а в девять, когда зашла ущербная луна, скорость ветра возросла до 35 миль в час. «Ривер-Клайд» держался достаточно устойчиво — все эти ночи солдаты проходили к лодкам под его защитой, — но шаткие причалы в бухте скрипели и стонали под ударами бурного моря. Скоро поднялась тревога. Оторвались два лихтера, и их бросило на хрупкие доски. Посадка на суда была остановлена, пока группы специалистов работали в черном ледяном море. Затем, когда сняли еще 3000 человек, один причал еще раз рухнул, и опять задержка на час.

К полуночи, когда последние войска стали покидать окопы, отправляясь в долгий путь к берегу, ветер начал усиливаться с каждой минутой, и при свете звезд на море не было ничего видно, кроме набегающих на берег волн. С линкора пустили две белые ракеты: сигнал того, что корабль атакован вражеской субмариной. А только что на борт корабля поднялось 2000 человек, и де Робек с Кейсом на «Четеме» ринулись к терпящему бедствие кораблю. Но оказалось, что ничего страшного не произошло — корабль просто наткнулся на какие-то обломки в воде.

Теперь все зависело от скорости, с которой будут эвакуированы последние солдаты. В 2.00 все еще оставалось 3200 человек. В течение следующего часа большинству из них удалось добраться до лодок, и оставалось всего лишь 200 человек, ожидавших посадки. И тут, однако, возникла критическая ситуация. Оказавшись под началом командира 13-й дивизии генерала Мода, настоявшего на том, что будет среди последних воинов, оставляющих позиции, эта группа проделала путь до пляжа Гулли (Гулли-бич), изолированного участка высадки на западном побережье, и там обнаружила, что лихтер, который должен был их забрать, сел на мель. К этому времени их окопы пустовали уже два с половиной часа, и было ясно, что солдатам нельзя оставаться на этом месте. Сохранялся один шанс: пройти еще две мили до «пляжа W» («W» бич) на оконечности полуострова в надежде, что они еще успеют застать там другое судно. Вскоре после 2.00 они отправились в путь и шли около десяти минут, когда генерал с ужасом обнаружил, что его чемодан остался на застрявшем лихтере. Он заявил, что никоим образом не бросит эту вещь, и поэтому, пока вся колонна продолжала движение, он с еще одним офицером вернулся на пляж Гулли. Здесь они забрали потерянный чемодан и, положив его на носилки с колесиками, отправились в обратный путь по пустынному берегу. А в это время остальная группа добралась до «пляжа W», где их ожидала последняя баржа. Но они понимали, что не могут отойти от берега, пока не вернется генерал. И это решение требовало определенного мужества, потому что ветер усилился почти до штормового, а основная гора боеприпасов, в которой уже был подожжен бикфордов шнур, должна была взорваться через полчаса [36]. Через двадцать минут капитан судна объявил, что больше ждать не может, так как через пять минут никакая посадка уже не будет возможна. И в этот момент из темноты появился генерал со своим спутником и подкатил свой чемодан по причалу.

Без пятнадцати четыре утра корабль отчалил от берега, а десять минут спустя со страшным грохотом взлетели на воздух оставленные на берегу боеприпасы. Солдаты и матросы последних судов, оглянувшись на берег, увидели, как в небо поднялись сотни красных ракет с Ачи-Баба и азиатских скал, и сразу же после этого на берегу стали рваться турецкие снаряды. Пламя в горящих остатках боеприпасов усилилось, и теперь все небо стало похоже на преждевременный рассвет. На берегу не осталось ни одного человека.

Это был фантастический, невероятный успех, победа в тот момент, когда почти не оставалось надежд. Генерал Монро и его начальник штаба, которые твердо настаивали на эвакуации, были удостоены наград.