Ласло КОНТЛЕР - История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Судьба ученых «будапештской школы» (Ференца Фехера, Агнеш Хеллер, Дьёрдя Маркуша и Михая Вайды как представителей старшего поколения, а Дьёрдя Бенце и Яноша Киша в качестве молодой ее поросли) стала одним из симптомов общего похолодания политического климата в Венгрии в начале 1970-х гг. Участники школы выступали за пересмотр положения о прямой связи марксизма как философии с политическими целями пролетарского движения, они ратовали за плюрализм внутри философской традиции марксизма, критиковали теоретический догматизм, а также его практические воплощения, как, например, подавление в Чехословакии в 1968 г. попыток создать «социализм с человеческим лицом» – подавление, осуществленное силами войск стран-участниц Варшавского договора. В 1973 г. все участники школы были исключены из партии и уволены с работы, практически им запретили издаваться. Через несколько лет часть из них эмигрировали, а те, кто остались, оказались в полном забвении и были вынуждены пользоваться подпольными, самиздатовскими средствами для публикации своих работ вплоть до 1989 г. Судебное преследование, развернутое в 1973 г. против социолога-«еретика» Миклоша Харасти за «клеветнические измышления» в области социографии, изложенные в «Венгерском шедевре» (так назывался его обзор), дает понять, что «дело» философов не было случайным эпизодом, как и арест в 1974 г. Конрада и Ивана Селеньи, чья рукопись «Путь интеллигенции к классовому господству» считалась подрывной интерпретацией корней социалистической системы и перспектив ее развития. Этот арест дополнил общую картину репрессий. За год до этого, в 1973 г., полиция арестовала целую группу участников «националистической демонстрации», осмелившихся праздновать 15 марта (годовщину революции 1848 г.) независимо от официальных мероприятий и с лозунгами, которые если и не были альтернативными, то существенно отличались от юбилейных заготовок, прославлявших «юность венгерской революции» и вбивавших в сознание людей идею преемственности «прогрессивной традиции» 1848–1919–1945 гг., о чем говорилось выше.

Возобновление идеологической войны после десятилетия относительного мира (несмотря на спорадические боевые действия против религиозных нонконформистов и «уклонистов из новых левых») происходило на фоне общей блокады процесса реформ в Венгрии. Еще до того, как в 1968 г. в действие был запущен механизм реформ, предусмотренные в нем меры по превращению системы в более открытую политическую модель критиковались на разные голоса частью партийной и научной элиты страны как выхолащивание социалистичес- /587/кой системы ценностей и идеи равенства, как нарушение процесса «воспитания нового человека – строителя социализма» (без уточнения конкретного содержания данного понятия) путем возрождения стихии «мелкобуржуазности», индивидуализма, всепоглощающей жажды наживы. Эта критика находила поддержку со стороны консервативных кругов в советском руководстве, которые стали усиливаться с момента избрания Леонида Брежнева в 1964 г., но обрели особый вес и влияние именно после 1968 г. – «года пражской весны». Кроме того, на своем первом этапе реформы довольно болезненно отразились на положении рабочих с промышленных гигантов, не отличавшихся особой конкурентоспособностью. Предприятия-гиганты почувствовали, что реформы мешают им жить по-прежнему и что они благоприятствуют (вполне справедливо) более гибким компаниям, отличающимся высокопрофессиональным подходом ко всем этапам производства и сбыта. Могущественное лобби, состоявшее из директоров и управляющих крупных предприятий и трестов, нашло выразителей своих взглядов в лице членов политбюро Белы Биску и Золтана Комочина.

Уже на конференции Будапештского горкома партии в феврале 1972 г. процесс реформ был подвергнут резкой критике со стороны «рабочей оппозиции» по причине того, что они разрушают монополию госсобственности, пренебрегают интересами рабочего класса при распределении материальных благ и терпимо относятся к возрождению «мелкобуржуазных ценностей». Вскоре после этого аналогичные упреки были высказаны Кадару лицами, гораздо более могущественными, во время его визита в Москву. Несколько позже, в том же году, Брежнев внезапно посетил Венгрию, и хотя рассказы о том, что, просмотрев предъявленный список венгерских реформаторов, которых следовало отстранить от руководства, Кадар будто бы просто ответил: «Здесь нет еще одной фамилии, моей», по форме очень похожи на апокрифический фольклор, по сути, они не так уж сильно противоречат тем событиям, которые последовали за этим визитом.

Массированная атака на новую систему хозяйствования сначала привела к восстановлению централизации экономического управления в результате осуществления целого ряда мер. Приусадебные наделы крестьян, вспомогательные перерабатывающие цеха при сельскохозяйственных кооперативах, вторые работы и подработки, особенно у профессионалов-специалистов, были подвергнуты довольно жесткому бюрократическому регулированию. Пятьдесят крупнейших промышленных комбинатов были вновь переведены в прямое го- /588/сударственное подчинение, а образовавшийся у них за это время финансовый дефицит был покрыт за счет прибыльных предприятий. Было возрождено также «ручное управление» компаниями, т. е. их прямое переподчинение главкам и министерствам. Среди критериев при подборе кадров вновь получил вес такой критерий, как политическая благонадежность, а лица, уже занимавшие крупные управленческие посты, были направлены на курсы марксизма-ленинизма (большинство этих курсов вели преподаватели Высшей партийной школы, получившей в 1968 г. статус университета). Завершающими штрихами кампании контрреформации стало снятие в марте 1974 г. Ньерша и Ацела, а в 1975 г. реформаторски настроенный премьер-министр Енё Фок был заменен консерватором Дьёрдем Лазаром.

Последствия подобной переориентации экономики, и без того носившей крайне противоречивый характер, несмотря на хозяйственную реформу 1968 г., оказались более негативными из-за разразившегося в это время мирового экономического кризиса. Пятикратный рост цен на нефть и почти такое же подорожание всех видов сырья в целом в течение нескольких лет после 1973 г. представляли собой крайне серьезную угрозу для венгерской экономики (зависевшей от поставок сырья) в тот самый момент, когда она менее всего могла с этой угрозой справиться. Рост цен на готовую продукцию, большая часть которой была невысокого качества и не обладала конкурентоспособностью, отставал на 30 % и более от темпов подорожания энергоносителей и сырья. Венгрия, получавшая почти половину своего национального дохода от внешнеторговых операций, потеряла почти 20 % своего зарубежного рынка за несколько лет. В 1980 г. Венгрии пришлось поставить в СССР в 8 раз больше автобусов за тот же самый объем нефти, что и в 1970 г. Хотя легенда о неисчерпаемости нефтяных запасов Советского Союза и о том, что они всегда будут играть роль солидной основы для венгерской индустрии, продолжала существовать, подталкивая власти на дальнейшие неразумные вложения в предприятия по нефтепереработке и в химическую промышленность, одновременно предпринимались шаги по созданию альтернативных источников энергии. Однако они в основном оказались безуспешными, если не считать АЭС в Пакше (начала работу в 1983 г.). Так, план построить совместно с Чехословакией целый каскад гидроэлектростанций долгое время не исполнялся, пока в конце 1980 г. не стал предметом жарких политических споров по причине его вполне предсказуемого катастрофического воздействия на экологию, а затем и вообще был отклонен. /589/