Георгий Зуев - Течет река Мойка... От Фонтанки до Невского проспекта

После смерти поэта его близкие друзья стали собирать воспоминания о нем. Позже под редакцией В.А. Жуковского их опубликовали в «Современнике».

После похорон квартира быстро пустела. Вначале на жандармский досмотр отправили все рукописи Пушкина. В середине февраля уехала Наталья Николаевна. Последними увезли книги из пушкинской библиотеки, и дом уже ничем не напоминал жилище Александра Сергеевича.

В начале ХХ века пушкинскую квартиру полностью перестроили и только листок бумаги с планом квартиры поэта да сбереженные друзьями вещи Пушкина позволили в феврале 1925 года создать музей великого поэта – один из первых музеев в советской стране. Интерьер квартиры-музея воссоздавался по записям и воспоминаниям современников, друзей поэта, бывавших в доме при его жизни.

Пушкины жили на первом этаже, а на втором этаже дома княгини Волконской с 1833 года квартиру арендовала семья сенатора Ф.П. Лубянского.

Императорский дом Романовых и аристократическую элиту столицы удивляло проявление скорби по случаю смерти поэта.

Александра Федоровна в своем дневнике цинично упоминает о дуэли Пушкина с Дантесом и 28 января 1837 года она писала своей приятельнице графине С.А. Бобринской: «О Софи, какой конец этой печальной истории между Пушкиным и Дантесом. Один ранен, а другой умирает. Что вы скажете? Когда вы узнали? Мне сказали в полночь, я не могла заснуть до трех часов, мне все равно представлялась эта дуэль, две рыдающие сестры, одна жена убийцы другого. Это ужасно, это самый страшный из современных романов. Пушкин вел себя непростительно, он написал наглые письма Геккерну, не оставя ему возможности избежать дуэли. С его любовью в сердце стрелять в мужа той, которую он любит, убить его – согласитесь, что это положение превосходит все, что может подсказать воображение о человеческих страданиях, а он умел любить. Его страсть должна была быть глубокой, настоящей.

Императрица Александра Федоровна

Сегодня вечером, если вы придете на спектакль, как часто мы будем отсутствующими и рассеянными».

В тот же день императрица делает запись в дневнике: «...разговор с Бенкендорфом, целиком за Дантеса, который вел себя как благородный рыцарь, Пушкин – как грубый мужик».

30 января 1837 года Александра Федоровна отправляет письмо Бобринской, в котором снова делится своими впечатлениями о происшедшем поединке: «Этот только что угасший гений, трагический конец гения истинно русского, однако ж иногда и сатанинского, как Байрон. Эта молодая женщина возле гроба, как ангел смерти, бледная как мрамор, обвиняющая себя в этой кровавой кончине, и, кто знает, не испытывает ли она рядом с угрызениями совести, помимо своей воли, и другое чувство, которое увеличивает ее страдания? Бедный Жорж, что он должен был почувствовать, узнав, что его противник испустил последний вздох». И тут же после этого: «...о танцевальном утре, которое я устраиваю завтра, я вас предупреждаю об этом, чтобы Бархат (прозвище кавалергарда А.В. Трубецкого, приятеля Дантеса. – Г. З .) не пропустил и чтобы вы тоже пришли к вечеру».

20 марта 1837 года Александра Федоровна с радостью пишет Бобринской о благополучном завершении суда над Дантесом: «Вчера забыла вам сказать, что суд над Жоржем уже окончен – разжалован, высылается как простой солдат, на Кавказ, но как иностранец отправляется запросто с фельдъегерем до границы и конец. Это все-таки лучшее, что могло с ним статься, и вот он за границей, избавленный от всякого другого наказания».

Всех, кто нарушил российское законодательство, запрещающее поединки, арестовали и предали суду. В допросах и следственной процедуре не участвовали лишь смертельно раненный А.С. Пушкин и секретарь французского посольства виконт д’Аршиак, срочно выехавший за границу. Дело рассматривала комиссия военного суда, учрежденного при лейб-гвардии Конном полку.

По распоряжению председателя военного суда, командира лейб-гвардии Конного полка свиты Его Императорского Величества генерал-майора барона Мейендорфа и штаб-лекаря, коллежского асессора Стефановича медицинскому освидетельствованию подвергся подсудимый поручик Ж. Геккерн. В донесении полкового врача значилось, что «Барон Геккерн имеет пулевую проникающую рану на правой руке ниже локтевого сустава на четыре поперечных перста; вход и выход пули в небольшом один от другого расстоянии. Обе раны находятся в сгибающих персты мышцах, окружающих лучевую кость, более к наружной стороне. Раны простые, чистые, без повреждений костей и больших кровеносных сосудов. Больной может ходить по комнате, разговаривает свободно, ясно и удовлетворительно, руку носит на повязке и, кроме боли в раненом месте, жалуется также на боль в правой верхней части брюха, где вылетевшая пуля причинила контузию, каковая боль обнаруживается при глубоком вдыхании, хотя наружных знаков контузии не заметно. От ранения больной имеет обыкновенную небольшую лихорадку, вообще он кажется в хорошем и надежном к выздоровлению состоянии, но точного срока к выздоровлению совершенному определить нельзя...»

5 февраля 1837 года, изучив материалы следственного дела преданных суду поручика Кавалергардского полка барона Ж. Геккерна, камер-юнкера Александра Пушкина и инженер-подполковника Данзаса за произведенную 27-го числа минувшего января между ними дуэль, генерал-аудиториат полагал «Геккерна за вызов на дуэль и убийство на оной камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного им российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению инспекторского департамента. Подсудимый же подполковник Данзас виновен в противозаконном согласии быть при дуэли со стороны Пушкина секундантом и в непринятии всех зависящих мер к отвращению сей дуэли <���…> генерал-аудиториат <���…> достаточным полагает: вменившему, Данзасу, в наказание бытность под судом и арестом, выдержать сверх того под арестом в крепости на гауптвахте два месяца и после того обратить по-прежнему на службу. Преступный же поступок самого камер-юнкера Пушкина, подлежавшего равного с подсудимым Геккерном наказанию <���…> по случаю его смерти предать забвенью».

На всеподданнейшем докладе в 18-й день сего марта последовала собственноручная его величества высочайшая резолюция: «Быть по сему, но рядового Геккерна, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты».

Дантес проживет еще 58 лет и не дотянет всего четыре года до столетнего юбилея великого русского поэта.

Данзас, которого вернувшийся из ссылки И.И. Пущин обвинял в недостаточной настойчивости в спасении Пушкина, будет жить еще тридцать три года. В 1857 году боевой офицер выйдет в отставку в чине генерал-майора. Печальна и горька для него «известность секунданта несчастной дуэли Пушкина». Он скончался 3 февраля 1870 года в Петербурге и был похоронен за казенный счет на католическом кладбище Выборгской стороны. В 1936 году прах его перенесут в Некрополь Александро-Невской лавры.