Элеонора Павлюченко - В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов]
- Название:В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Наука
- Год:1984
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Элеонора Павлюченко - В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов] краткое содержание
Книга рассказывает о сестрах декабристов и их женах, последовавших за своими мужьями в Сибирь и разделивших их нелегкую участь. Впервые русские женщины оказались вовлеченными в общественно-политическую жизнь страны. И этот этап подготовил и предварил их более активное участие в революционной борьбе в последующие годы.
Э. А. Павлюченко — кандидат исторических наук, занимается вопросами общественного движения XIX в., автор работ о Софье Перовской (М., 1959) и Вере Фигнер (М., 1963).
В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Когда-то, после 1826 г., мать Никиты Муравьева, Екатерина Федоровна, стала как бы начальником штаб-квартиры, осуществлявшей связи с сибирскими изгнанниками. Муравьева давно уже нет в живых, умерла и его мать. На смену бабушке пришла ее внучка — Софья Никитична, Нонушка, живущая в собственном доме в Москве, на Малой Дмитровке…
Давно ли Нонушка была девочкой, «самым прелестным существом, какое можно видеть на этом свете», ребенком, «необыкновенно одаренным врожденно прекрасными чувствами» [312] Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина, стр. 256–257, 275.
и до того напоминающей свою мать, что нельзя, казалось, «глядеть на нее равнодушно». [313] ОР ГБЛ, ф. 319, п. 1, ед. хр. 83. Письмо А. Давыдовой Н. Фонвизиной (без даты).
Давно ли ей было шесть, потом десять лет, когда Федор Вадковский писал с восторгом другу Оболенскому: «Насчет Нонушки я тебе скажу, что я чрезвычайно приятно был обманут в своих ожиданиях; по письмам и по толкам, до меня доходившим, я думал, что найду в ней ребенка больного, худого, бледного и физически и нравственно увядающего и проч. — вместо этого, представь мою радость, когда в мои объятья бросилась девочка румяная, до крайности живая и бойкая, ласковая, умненькая, разговорчивая, но, должен признаться, несколько своевольная… Я был в восхищении и так растроган, что раза два убегал в переднюю, чтоб скрыть свои слезы! Тем более что все в ней удивительно как напоминает ее мать!» [314] Декабристы. Неизданные материалы и статьи. М., 1925, стр. 213.
Теперь Нонушка уже Софья Никитична Бибикова. Ее муж — Михаил Илларионович Бибиков, племянник Матвея Муравьева-Апостола, сын знаменитой красавицы, фрейлины Екатерины Ивановны. Чтоб быть ближе к дяде, Михаил Бибиков, служивший в Петербурге в уланском полку, перебрался в Сибирь — адъютантом генерал-губернатора. Он всегда хлопотал за дядю Матвея, который последние годы своей жизни провел в доме Бибиковых.
«Дом бабушки Софьи Никитичны Бибиковой, — начинает свои воспоминания А. Бибикова, — был настоящим музеем, и особая прелесть этого музея была в том, что у него была душа, что все эти картины и миниатюры, старинная тяжелая мебель и огромные книжные шкапы, мраморный бюст прадеда в большой двусветной зале — все это жило, все было полно воспоминаний. Каждая вещь имела свою историю и сохраняла в себе тепло семейной обстановки, печать привычек, вкусов, мыслей своих обладателей. Это все были живые свидетели прошлого, блестящего и трагического, прошлого в шитых мундирах и арестантской шинели, свидетели, связывавшие его с настоящим и неразрывно с самой бабушкой». [315] А. Бибикова. Из семейной хроники. — «Исторический вестник», 1916, № 11, стр. 404.
Вот старинное кресло, в котором умер Никита Муравьев, рабочий столик в виде жертвенника — подарок декабриста жене, всевозможные часы — память о дорогих людях, портреты и миниатюры, изображающие многочисленных родственников, среди которых немало сотоварищей Никиты Михайловича…
«Как все это благоговейно показывалось и смотрелось! Это все были страницы жизни, и при этом в рассказах и воспоминаниях проходили, как китайские тени на экране, фигуры декабристов Волконского, Трубецкого, Свистунова, Оболенского, Поджио, барона Розена, Сутгофа, Якушкина и многих других, вернувшихся из Сибири и собиравшихся у бабушки в доме по пятницам.
…И среди всего этого прошлого бабушка Софья Никитична, в своем неизменном черном, простом платье, с крупными морщинами на характерном лице, с белыми как серебро волосами. Несмотря на скромное, почти бедное платье, от нее веяло таким благородством, такой истинной барственностью… На всю ее жизнь и на характер, — продолжает правнучка декабриста, — неизгладимый отпечаток наложила ее жизнь с отцом, все, что она видела и слышала в детстве. Бабушка не только любила своего отца, она его просто боготворила и свято чтила его память и все, что он успел передать ей из своих знаний». [316] Там же, стр. 425.
Нонушка Муравьева осиротела в четырнадцать лет, и с тех пор и на всю жизнь самыми близкими для нее оставались товарищи отца. С ними она по-родственному встречается, по-родственному переписывается. Вот ее письмо Гавриилу Степановичу Батенькову, заброшенному судьбой в Калугу. Письмо послано 21 июня 1863 г. из села Старая Ивановка Курской губернии, где находилось имение Бибиковых.
«Перед отъездом нашим удалось мне видеть многих из наших. Сергей Григорьевич Волконский был у нас проездом… Он, благодаря бога, бодр и свеж. Все его семейство здорово, но собирается за границу… Потом был проездом Иван Александрович Анненков, и накануне отъезда я обедала с ним и Свистуновыми у Натальи Дмитриевны (Фонвизиной. — Э. П.). Все они, благодаря бога, здоровы и все Вас приветствуют. В последнее свое пребываные в Москве бедный Матвей Иванович все хворал, более лежал даже, от своих ног; дня за два до нашего отъезда ему стало лучше… Про Якушкина ни слуху ни духу…» [317] ОР ГБЛ, ф. 20 (Батенькова), карт. 10, ед. хр. 40.
Сколько тепла и родственной нежности в этих строках, обращенных к одинокому 70-летнему старику!
В 70-х годах Лев Толстой, работая над романом о декабристах, навещал С. Н, Бибикову. В марте 1878 г. он сообщает С. А. Толстой: «Нынче был у двух декабристов, обедал в клубе, а вечер был у Бибикова, где Софья Никитишна (рожденная Муравьева) мне пропасть рассказывала и показывала». [318] Л. Н. Толстой. Письма. Спб., 1911, стр. 93.
В 1843 г. Якушкин желал девочке «найти путь среди всех горестей, которые окружат ее». Сквозь эти горести Софье Никитичне пришлось идти до последних дней жизни. Нескончаемым и самым тяжелым напоминанием о прошлом была сестра Екатерина, сошедшая с ума. Живет она тут же, на Малой Дмитровке, в отдельном двухэтажном флигеле, со своим штатом прислуги, окруженная мамками, сиделками, приживалками. Здесь же, на Дмитровке, умирает 16-летняя дочь Софьи Никитичны, через несколько лет — младший сын, на двадцать втором году жизни…
Софья Никитична всегда была равнодушна к светским удовольствиям и условностям, по этой причине и, наверное, памятуя свое прошлое, она ни за что не согласилась отдать сыновей в Пажеский корпус. У нее был широкий круг интересов: литература, политика, искусство. Она много путешествовала: по Италии, Франции, Швейцарии. Как и все Чернышевы, была не без странностей. Внучка вспоминает характерный эпизод: бабушка, не знавшая географию собственного огромного дома, заблудилась в нем, не захотев беспокоить прислугу, попала в комнату камердинера и переполошила всех. И делает из этого вывод, не лишенный справедливости: «Вообще эта скромность, это желание оставаться как можно незаметней, одеться как можно проще, эта боязнь помешать, дать людям лишнюю работу — характерная черта Чернышевской семьи, часто приводившая к большим курьезам и как раз обратным результатам». [319] А. Бибикова. Из семейной хроники, стр. 425.
Интервал:
Закладка: