Юрий Житорчук - Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

«…Затем И. В. Сталин все же спросил:

— Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?

Мы доложили, что всего в составе четырех западных приграничных военных округов к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада…

— Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, — сказал И. В. Сталин

Я доложил, что, по разведывательным сведениям, немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В каждой их дивизии имеется от 14 до 16 тысяч человек. Наши же дивизии даже 8-тысячного состава практически в два раза слабее немецких».

Однако согласно приведенной выше справке Ватутина от 13 июня на западных границах в составе фронтов находилось не 149, а 186 дивизий. Кроме того, в результате проведения скрытой мобилизации под видом больших учебных сборов к началу июня 21 дивизия была доведена до 14 тысяч человек; 72 дивизии — до 12 тысяч человек и 6 дивизий — до 11 тысяч человек при штате военного времени в 14 483 человека. Сталину так же было прекрасно известно, что РККА обладал преимуществом в танках и авиации. К тому же по представлениям Жукова война должна была начаться со сравнительно локальных приграничных сражений, для отражения которых сил было вполне достаточно. Так что лжет маршал в своих мемуарах. Не мог он ничего подобного заявить Сталину до 22 июня 1941 года.

Не говоря уже о том, что по воспоминаниям генерала Тюленева сам Жуков поздно вечером 21 июня в разговоре с ним по телефону утверждал, что у немцев общего превосходства нет:

«Я предупредил командующих о возможном нападении со стороны фашистской Германии. Эти предположения подтверждаются данными нашей разведки.

Я поинтересовался, каково сейчас соотношение сил — наших и германских.

— У немцев, насколько мне известно, нет общего превосходства, — коротко ответил Жуков».

Таким образом, скорее всего существо конфликта между Сталиным и военным руководством страны, возникшего 18 июня, сводилось к вопросу: нужно ли до нападения фашистов объявлять всеобщую мобилизацию для приведения армии в стратегическую боевую готовность.

По сути же вопроса, в тот момент времени Тимошенко и Жуков должны были бы доложить, что срочно необходимо пересмотреть одно из ключевых положений советской военной доктрины, и в свете новых фактов быть готовым к тому, что главные силы противника вступят в войну уже в первые ее часы. Однако, к сожалению, военное руководство страны до 22 июня так и не смогло прийти к такому пониманию начала грядущей войны.

Если же говорить о свидетельствах Жукова и Тимошенко относительно отрицания Сталиным 18 июня возможности нападения Германии на Советский Союз в ближайшее время, то эти показания явно противоречат другим фактам.

Прежде всего, июньской директиве начальника ГЛАВПУРА Щербакова «О состоянии военно-политической пропаганды», в которой со ссылкой на слова Сталина прямо говорилось, что военная опасность для СССР сейчас высока как никогда:

«Международная обстановка крайне обострилась, ВОЕННАЯ ОПАСНОСТЬ ДЛЯ НАШЕЙ СТРАНЫ ПРИБЛИЗИЛАСЬ, КАК НИКОГДА (выделено мной, — Ю.Ж.) …

В современной международной обстановке, чреватой всякими неожиданностями, переход от мирной обстановки к военной — это только один шаг. „Война может вспыхнуть неожиданно. Ныне войны не объявляются. Они просто начинаются“ (Сталин)».

Кроме того, о возросшей угрозе войны в предвоенные дни открыто говорилось с партийных трибун. Об этом, например, пишет начальник штаба 4-й армии ЗапОВО полковник Сандалов в своей книге «Боевые действия войск 4-й армии в начальный период Великой Отечественной войны»:

«19 июня, состоялся расширенный пленум областного комитета партии, в котором участвовало большое число армейских политических работников. На пленуме первый секретарь обкома тов. Тупицын обратил внимание на напряженность международной обстановки и ВОЗРОСШУЮ УГРОЗУ ВОЙНЫ (выделено мной, — Ю.Ж). Он призывал к повышению бдительности, но одновременно указал, что по этому вопросу не нужно вести открытых разговоров и проводить какие-либо крупные мероприятия, которые могут быть замечены населением».

Если поверить Городецкому, то Сталин 18 июня утверждал, что Германия по своей воле никогда не станет воевать с Россией, а, по свидетельству Сандалова, на следующий день секретарь Брестского обкома с трибуны пленума заявляет о возросшей угрозе войны. Однако такого в сталинское время быть просто не могло по определению. Угадайте с трех раз: кто солгал Городецкий или Сандалов?

Впрочем, если ответ на этот вопрос вызывает затруднение, то можно обратиться к свидетельству адмирала Кузнецова:

«Для меня бесспорно одно: И.В.Сталин не только не исключал возможности войны с гитлеровской Германией, напротив, он такую войну считал весьма вероятной и даже, рано или поздно, неизбежной».

Последним довоенным действием высшего советского военного и политического руководства СССР было подписание Директивы о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. По описанию событий 21 июня 1941 года, приведенному в мемуарах Жукова, Сталин дал свое согласие на подписание такой директивы лишь после того, как Тимошенко и Жуков доложили ему о показаниях немецкого перебежчика, утверждавшего, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Однако если исходить из версии Жукова о том, что Сталин якобы уверовал в свою гениальность, то совершенно непонятно, почему показания какого-то перебежчика, который, в принципе, действительно мог оказаться и провокатором, сломили его веру в свои способности предотвратить войну с фашистами:

«Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.

— Нет, — ответил С. К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду…»

После чего Сталин, предварительно скорректировав текст директивы, согласился на то, чтобы нарком обороны подписал его. Если сравнить эту, ставшую уже канонической картину, вошедшую во многие кинофильмы и книги, с журналом записи лиц, принятых И. В. Сталиным 21 июня, то бросается в глаза несоответствия в воспоминаниях Жукова, тому, что было зафиксировано документально. Так из журнала явствует, что вместе с Жуковым и Тимошенко к Сталину вошел вовсе не Ватутин, а Буденный.

Но самое главное, Тимошенко был у Сталина в этот день дважды! Первый раз с 19.05 до 20.15, когда он был вызван вместе с секретарем Ленинградского горкома ВКП(б) Кузнецовым, назначенным в этот день решением Политбюро членом Военного Совета Северного фронта. А второй раз всего через 45 минут вместе с Жуковым и Буденным с 20.50 до 22.20.