Рита Мональди - Veritas

Однако уже в момент выступления процессии судьба настроилась к ним враждебно: протестантский городской совет отказался сопровождать процессию при выходе из города и освещать им дорогу. Враг мертв и пусть отправляется к чертям один.

Процессия тронулась в путь, гроб погрузили на баржу и спустили в Дунай. Дождь, ветер и снег сделали дороги непроходимыми, затрудняли передвижение, изнуряли лошадей. Процессия движется очень медленно; от города к городу из домов выходят немногие подданные, чтобы оказать последнюю честь этому слишком загадочному императору.

Суровой немецкой зимой процессия то и дело сбивается с пути, еле-еле продвигаясь вперед. Посреди бушующей бури, в гробу, холодном, как камень, движимый повозкой со скрипящими колесами, с презрением принимаемой встречающим комитетом, перевозимый то туда, то сюда, словно ничейный узелок, Максимилиан Мудрый теперь – всего лишь тело без любви, без крыши над головой, без мира: он – покойник без родины.

Январь 1577 года: три месяца потребовалось эскорту, чтобы прибыть в австрийский Линц. Все надеются, что до Праги удастся добраться уже за восемь дней. Однако снова начинается снежная буря, дорога становится непроходимой. Нужно выбрать другой путь, ночевать в одиноких замках, и процессия сбивается с пути.

Когда похоронный кортеж прибывает в Богемию, тех немногих, кто еще выходит встречать его, не хватает даже на то, чтобы нести гроб. Они прибывают в Прагу лишь 6 февраля, спустя четыре месяца после смерти Максимилиана. Однако несчастья на этом не заканчиваются. Castrum doloris, катафалк, строящийся в церкви Святого Вита, еще не готов. Торжество приходится отложить; многие объявляют, что не смогут присутствовать, среди них – оба эрцгерцога из дома Габсбургов.

Наконец ритуал погребения проведен. Когда похоронная процессия проходит по улицам Праги, образуется небольшая толпа: в ней можно увидеть папского легата, посла Испании, посла короля Франции, венгерского магната, посланника Фердинанда, эрцгерцога Тирольского, брата Максимилиана, затем – князья империи, посланники из Австрии, Шлезии и Моравии, духовные и светские лица, кроме того, множество кавалеров, епископов, аббатов и иезуитов, прибывших отовсюду в большом количестве.

Катафалк, на котором установлен саркофаг, сделан из узловатого дерева цвета тьмы; темно-красный с позолоченным фоном саван, ярко сверкают на нем шесть императорских гербов. За гробом идет Рудольф, лицо его бледно. Он одет в черный плащ до пят, рука нервно сжимает рукоять меча. За ним следуют братья Маттиас и Максимилиан, тоже закутанные в плащи и вооруженные мечами; затем – папский легат в широкополой шляпе, с которой свисают крупные кисточки; руки, согретые расшитыми жемчугом перчатками, несут большую белую свечу. Имперские князья, завершающие похоронную процессию, тоже несут свечи, они отмечают путь светящимися точками. Время от времени кто-то проливает слезу, которую тут же смывает дождь. Кто-то в темной толпе держит на руках Священную корону Австрии, Венгрии и других земель империи; дрожа, сверкают камни, подобные зимней ночи. За проходящими людьми следует другая процессия: лошади. Впереди всех – боевой скакун Максимилиана, покрытый траурной, черной попоной с императорским гербом. Затем – конь империи, украшенный больше остальных, окруженный знаменами и штандартами; наконец, берберы Шлезии, Испании Тироля и Франции. Кажется, все идут с прикрытыми глазами неуверенным шагом и с прижатыми ушами, словно желая внести свой вклад в траур.

Похоронная процессия достигает церкви Святого Иакова в ста ром городе Праги, которая находится сразу за ратушей. Катафалк пересекает улицу между двумя магазинами при мастерских, место куда с давних времен стекаются пилигримы, чтобы почтить реликвию тела святого Хризостома. Однако внезапно кто-то, чтобы смутить народ, бросает в горюющую толпу монеты. Задуманное удалось: громко крича, плебс устремляется за монетами, возникает потасовка. Солдаты из эскорта бегут в боковые улочки для усиления головы процессии; драка и звон оружия вызывают тревогу.

– Предательство! Предательство! Как в Антверпене! – кричат зрители, наблюдающие за происходящим из окон, с водосточных желобов и карнизов. Они вспоминают резню католиков на протестантской земле.

Несущие гроб впадают в панику, катафалк качается, тленные кости Максимилиана вот-вот упадут на землю. Тех, кто устоял, охватывают дурные предчувствия: из-под саркофага выходит огромная отвратительная свинья. Носильщики пытаются прогнать ее факелами, но тщетно; и все бегут в смертельном страхе, убежденные в том, что это явление дьявола, а животное тем временем исчезает так же быстро, как и появилось.

Бледный и дрожащий, возле саркофага остался один Рудольф. Все покинули его, молодой человек хочет вынуть из ножен меч, однако один из придворных, вероятно, призрак, взявшийся неизвестно откуда, берет его за руку и мешает ему применить оружие. Оборачиваясь, Рудольф никого не обнаруживает, каждый миг он ждет предательского удара ножом. И только теперь на помощь ему приходят несколько конных лучников.

Обезумев, носятся участники похоронной процессии по переулкам, покрытым снегом и грязью. На улицах начинается безостановочная потасовка: безумие грозит поглотить Прагу, всплывает ненависть народа к клиру, всех облаченных в духовные одежды травят, словно собак. Все бегут, и быстрее всех епископы, аббаты и иезуиты. Они прыгают с мостов в ледяную воду реки, прячутся в домах, подвалах; владельцы домов находят их, отвешивают пощечины, гонят прочь пинками. Декан Градчан падает в подвал и ломает себе ногу, на него падают два каноника и два аббата, которых тут же прогоняет хозяйка дома ударами палки. Один находит убежище в кабаке неподалеку, однако его с руганью выгоняют. Во всеобщем безумии все натыкаются друг на друга, падают, кого-то утаскивают прочь, перемазывают грязью и экскрементами лошадей, убивают.

– Предатели закрепили свою сеть повсюду, – рассказывал Симонис. – Безумие в тогдашней Праге было ядом, который они влили в тело империи. То была генеральная репетиция случившегося потом. И то был знак проклятия, которое они выпустили на Максимилиана…

На улицах Праги духовные лица, будто обезумев, снимали с себя одежду, чтобы бежать быстрее, и полуголыми пытались спастись от протестантов. Приор монастыря нашей дорогой бабушки умирает от удара алебардой в лицо, венского иезуита обнаруживают с проломленным черепом.

Ужасно испачканный, в порванной на клочки одежде, епископ Ельмуцкий вбегает в лавку и на коленях умоляет хозяйку не выдавать его, он даже предлагает ей сотню гульденов, но та выгоняет его пинками. Солдат нападает на епископа Венского, крадет у него богатый, украшенный драгоценными камнями и жемчугом посох, до крови избивает его слугу, в то время как епископ бросает на произвол судьбы священное епископское облачение и пускается наутек. Даже архиепископ Пражский, который прежде и ходил-то с трудом, бежит, словно заяц.