Александр Насибов - Долгий путь в лабиринте

- Зачем ты это рассказываешь? Я все знаю.

- Знать мало. Надо действовать.

- Что я должна делать?

- Погоди, Саша... Нефтяной пожар погасили, фонтан укротили?

- Да, сегодня.

- Человека, которого сняли с парохода, уже допрашивали?

- Готовились к допросу. Теперь подготовка закончена. Но я удивлена...

- Чему?

- Что тебе все известно в подробностях. Как я понимаю, это не твой профиль.

- Не мой, верно. Впрочем, это как посмотреть... Какова доля Баку в топливном балансе страны?

- Более восьмидесяти процентов нефти. А что?

- Можно не сомневаться, что об этом достаточно полно информированы и наши противники. Ты имела случай убедиться: они уже действуют.

- Зачем ты все это рассказываешь? - повторила Саша.

Кузьмич будто не слышал. Он продолжал:

- Недавно Гитлер заявил: "Германия перешагнула через трудности подготовительного этапа, теперь надо решить новую задачу - дать немецкому народу жизненное пространство". Вот так, ни больше ни меньше... А в Англии готовятся установить дипломатические отношения с правительством Франко. Значит, англичане уверены, что Испанская республика не выстоит... Там очень трудно, Саша.

- Слышала. Дважды подавала рапорт - ехать туда. А Энрико - он места себе не находит... Неужели не выстоят?

- Боюсь, фашизм выиграет свою первую схватку. Но главное у них впереди. Главное - это мы.

- Зубы сломают!

- Сломают, - кивнул Кузьмич. - Только нам не безразлично, как глубоко вонзятся они в тело нашей страны, сколько ран нанесут, прежде чем им вышибут эти зубы.

- Ты меня потому позвал?

- Да. Уполномочен предложить новую работу.

- Что именно?

- Это нефть, Саша.

- А я чем занимаюсь?

- Ты можешь делать гораздо больше. С твоим опытом, знанием языков...

- Значит, работа за кордоном?

Кузьмич кивнул.

- Где именно?

- В Германии. Цель все та же - защита советской нефти. Надеюсь, понимаешь, что всевозможные поджоги, взрывы и иные диверсии на промыслах и заводах Баку, Грозного, Майкопа планируются и готовятся за пределами нашей страны. В частности, в Германии. Вот нам и надо иметь свои глаза в одном из таких нацистских центров. Выбор пал на тебя. Это очень трудное дело. Так что...

- Могу отказаться?

- Во всяком случае, можешь подумать, прежде чем решить окончательно.

- Ты уже знаешь, как я отвечу... Я буду одна?

- Нет.

- С тобой?

- Я не в счет. Речь о другом. Но этот человек тоже хорошо тебе знаком. - Кузьмич выдержал паузу. - Будешь работать с Энрико.

Саша быстро посмотрела на него.

- Не шучу, - сказал Кузьмич и снова улыбнулся.

- Погоди, погоди... Выходит, он уже знает? Знает и дал согласие?

Кузьмич кивнул.

- А мне ни слова не сказал! - пробормотала Саша. - Глядел на меня ясными глазами - и ни звука. Когда же вы успели встретиться?

- Два часа назад. Так что он не успел еще глядеть на тебя ясными глазами... Словом, знал, что ты согласишься. Вот только беспокоился: как все будет с Лолой?

Саша вздохнула, плотно сжала губы.

- Может, побудет с бабушкой? - осторожно сказал Кузьмич. - А нет - так заберу к себе. То есть в семью моей сестры. Я ведь тоже не бог весть какой домосед...

- Поедет к бабушке, - сказала Саша. - Та давно ее зовет.

- Ну, ежели так, - значит, решено. Отправь дочку пораньше, как только сможешь. Приказ о твоем перемещении не замедлит. Будешь откомандирована ко мне. Предстоит немалая подготовка. Да и поездить придется, пока доберешься до места... Но обо всем этом - в свое время.

Саша встала. Поднялся с места и Кузьмич, обнял ее за плечи, посмотрел в глаза.

- Нет ли сомнений, иных причин?..

Саша покачала головой.

- Все же подумай. Если вдруг откажешься - тебя не упрекнут, поймут правильно.

- Мы все решили... Я вот о чем, Кузьмич. Сегодня довелось встретиться с одним человеком. И теперь я вспомнила о нем: может, пригодится?..

И Саша рассказала об операторе с нефтеперерабатывающего завода Готфриде Пиффле.

- Ну что ж, - сказал Кузьмич. - Это интересно. Спасибо, Саша.

- Еще я хотела бы спросить... Тебе решительно нельзя появляться в городе?

- А что такое?

- Пообедал бы у нас. Я знаешь какая хозяйка!

- Не в этот раз. - Он взглянул на часы. - Очень трудно со временем.

- Сегодня же уезжаешь?

- Есть спешные дела...

Они вышли из комнаты. Хотя широкие листья разросшихся инжирных деревьев плотно загораживали солнце и на веранде господствовал сумрак, здесь было куда жарче.

Постояли, перед тем как расстаться.

Остро пахло укропом, мятой. К этим ароматам примешивался едва уловимый запах дыма. Было знойно и тихо. Даже море не так шумело лишь изредка можно было расслышать слабые всплески воды у песчаного пляжа.

- Тишина, - сказал Кузьмин. - Тишина и покой.

Будто нет на свете фашизма и прочей мерзости и тебе не надо снова готовиться в трудную командировку.

- Опять в банду.

- В банду - ты это верно заметила. Но теперь все будет посложнее. Однако и ты ведь не та, что была прежде. Опыта прибавилось. Да и у нас совсем иные возможности.

ПЯТАЯ ГЛАВА

По утрам в теплое время года в берлинском парке Тиргартен можно было встретить десятки всадников. Сюда на прогулки по аллеям для верховой езды собиралась столичная знать - похвастать породистыми конями, покрасоваться...

Сегодня небо хмурилось, низкие тучи предвещали дождь, и на пустынных аллеях можно было увидеть только служителей, сгребавших в кучи валежник и опавшие листья.

В девять часов утра тишину парка нарушил приглушенный стук копыт. Появился конник, по виду - типичный фланер: черный сюртук с закругленными полами и черный шелковый котелок, серые бриджи, черные сапоги с короткими мягкими голенищами. Он был средних лет и, видимо, небольшого роста: на крупном золотисто-рыжем жеребце казался и вовсе маленьким.

Конь горячился, пританцовывал от нетерпения. Всадник ослабил повод, и жеребец поскакал укороченным манежным галопом.

Неподалеку по велосипедной дорожке двое слуг в униформе из зеленого твида катили кресла на колесиках, в которых сидели пожилой оберст с перебинтованной ногой и старуха.

Всадник на рыжем жеребце проскакал мимо. Оберст и старуха прервали разговор и посмотрели ему вслед.

- Боже, - сказала старуха, брезгливо улыбнувшись, - как дурно держится он в седле! Горбится, дергает локтями при каждом прыжке лошади.

- А лошадь хороша! - Оберст даже прищелкнул языком от удовольствия. - Точно такая, помнится, была у меня в Африке... - Он вздохнул, покрутил головой, как бы признавая, что потерянного не вернешь.

- Лошадь хороша, а наездник ни к черту! - упрямо сказала старуха. - Можно только удивляться, что таких увальней берут в кавалерию.

- С чего ты взяла, что он кавалерист?

- Следом скачет слуга. Погляди на него и все поймешь.

Теперь и оберст увидел второго всадника. Это был солдат. Он сильно отстал и стремился догнать того, кто ехал впереди.