Александр Насибов - Тайник на Эльбе

- Так точно.

- Тогда действуйте.

Широков вышел. Проводив его взглядом, Азизов встал. Поднялся и Семин. Полковник обнял его за плечи.

- Поехали, Артемий Ильич, ко мне. Я, когда ты звонил, только в дом вошел. Но одним, так сказать, глазом успел стол оглядеть. Поверишь, сыр видел, долму1 видел! А по дороге потолкуем. Есть интересная мысль.

1 Д о л м а - голубцы в виноградных листьях.

- А... работа? - неуверенно проговорил Семин.

- На час едем. На один час. Потом возвращаемся в отдел.

- Едем. - Семин улыбнулся, потер ладони. - Я, брат, знаешь как долму люблю!

Глава третья

1

Обер-ефрейтор Герберт Ланге стоял в офицерском блиндаже и отвечал на вопросы своего ротного командира лейтенанта Шульца.

- Таким образом, вы, Ланге, были дневальным по взводу и дежурили в землянке вторую половину ночи?

- Да, господин лейтенант.

- Никуда не отлучались?

- Нет, господин лейтенант.

- И вы видели, как вернулся с поста ефрейтор Георг Хоманн?

- Так точно. Он сменился в два часа ночи, ввалился в землянку и стал расталкивать солдат, занявших его место на нарах.

- Ну, а дальше? - Лейтенант испытующе оглядел обер-ефрейтора, его квадратное костистое лицо, массивное туловище с прижатыми к бокам длинными, тяжелыми руками. - Что было дальше?

- Дальше? - Ланге чуть шевельнул рукой, шире раскрыл свои большие светлые глаза. - Я не знаю, что вас интересует, господин лейтенант.

- Вы ни о чем с ним не говорили?

Ланге облизнул губы, шумно перевел дыхание.

- Говорил, господин лейтенант.

- О чем же, Ланге?

- Да ведь он, Хоманн, только три дня как из отпуска. А мы с ним из одних и тех же мест...

- Остбург?

- Остбург, господин лейтенант.

- Гм... Так о чем же вы беседовали? Предупреждаю, обер-ефрейчор Ланге, говорить правду, не лгать! Учтите, мне кое-что известно.

- Господин лейтенант в чем-то подозревает меня? - На лице Ланге отразилось удивление, растерянность.

- Нет, нет, - быстро сказал ротный командир.

Шульц имел основания верить Ланге - исполнительному и храброму солдату. Но ни в чем ведь нельзя было упрекнуть и ефрейтора Георга Хоманна. Тот тоже считался лучшим солдатом и, кроме того, недавно спас жизнь ему, Шульцу. А вот полчаса назад выяснилось, что Хоманн исчез, причем не просто исчез, а перебежал к русским!

По требованию лейтенанта Герберт Ланге доложил о своей беседе с Хоманном. В ней не было ничего особенного - ефрейтор Хоманн рассказывал о поездке в Остбург. Там все по-прежнему. Только вот бомбят город здорово. И люди ходят злые.

- Господин лейтенант, - сказал Ланге, заканчивая свой рассказ, при выезде жандармы предупредили Хоманна, чтобы он держал язык за зубами: ни слова о том, что делается в тылу, об очередях, о бомбежках. Поэтому прошу вас...

Лейтенант вздохнул.

- Идите, Ланге, - вяло сказал он. - От вас ничего не добьешься. Идите, мне надо побыть одному.

Отпустив солдата, Шульц расстегнул воротник мундира, задумчиво подсел к столу. Да, все ощутимее признаки того, что дело близится к развязке. Уже первые солдаты перебегают на сторону противника. В германском тылу, который теперь день и ночь бомбят самолеты американцев, англичан и русских, все больше проклинают войну, Гитлера, нацистов. Ну, а дальше? Какова дальнейшая судьба Германии, немецкого народа, судьба самого Шульца?

Лейтенант встал, тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, неожиданно для самого себя грубо выругался. Он долго ходил по землянке, сильно затягиваясь сигаретой и бормоча проклятия. Затем, несколько успокоившись, подсел к телефону - надо было докладывать об исчезновении Хоманна.

Утром командир батальона майор Гаус зачитал перед строем подразделения приказ. Командир полка объявлял, что ефрейтор Георг Хоманн, как дезертир из германского вермахта и предатель дела фюрера, лишается воинского звания, всех наград и прав. В случае поимки он подлежит расстрелу.

2

Хоманн благополучно переполз минное поле, прикрывавшее позиции германских войск, и теперь двигался по "ничьей" земле. Была ночь. Со стороны немцев то и дело взвивались в небо осветительные ракеты, заливая землю холодным голубоватым светом. Свет был таким ярким, что проникал в каждую выбоинку и щель. Повисев в воздухе, ракеты устремлялись вниз, и тогда от деревьев и камней бежали резкие, черные тени.

При каждой вспышке Хоманн распластывался на земле и ждал спасительной темноты, чтобы потом, изо всех сил работая коленями и локтями, продвинуться еще на десяток метров.

Было морозно, но он не чувствовал холода. От его спины валил пар, с висков стекали струйки пота, заливая глаза и мешая глядеть. Хоманн продавил ладонью ледок во встретившейся на пути луже, поранил пальцы, но не заметил и этого. Он думал лишь об одном - быстрее миновать открытый и насквозь простреливаемый участок.

Впереди послышался шорох. Перебежчик замер. Шорох повторился. На бугре мелькнула тень, за ней - другая, третья.

Хоманн тяжело задышал.

- Геноссе! - позвал он хриплым шепотом.

Тени перестали двигаться, шорох оборвался. Потом послышался металлический щелчок - будто взвели курок.

Мозг перебежчика лихорадочно работал. Сейчас, если он ничего не предпримет, наступит конец. Русские разведчики - а в том, что это именно они, Хоманн не сомневался - вот-вот прошьют его автоматной очередью или угостят ударом ножа. Неужели же придется погибнуть, когда цель так близка? Скорее сделать что-то такое, что остановило бы советских разведчиков! Но - что?

Все решали секунды. И Хоманн вдруг запел "Интернационал". Он пел торопясь и волнуясь, с трудом переводя дыхание, захлебываясь и нещадно фальшивя, так что мелодию едва можно было узнать.

Прошло с полминуты. Он оборвал пение, прислушался.

- Ком хер! - негромко сказали из-за бугра. И добавили: - Хенде хох!

- Яволь, яволь, - торопливо зашептал ефрейтор. - Их комме!

Он отбросил в сторону автомат, двинулся вперед. Вот и бугор. Теперь Хоманн видел тех, к кому полз. Их было трое, в пятнистых халатах. Перебежчик уперся грудью в землю и попытался поднять вверх руки с растопыренными пальцами. Люди в халатах метнулись к нему.

Через час старший тройки разведчиков докладывал о перебежчике своему командиру.

- Говорите, окликнул вас? - переспросил офицер, делая запись в блокноте.

- Первым окликнул, товарищ старший лейтенант!

- И - "Интернационал"?

- Пел, товарищ старший лейтенант. Поет, а сам, чувствую, дрожит.

- Тут задрожишь. - Офицер усмехнулся.

Хоманна ввели в землянку. Остановившись у двери, он вскинул голову, изо всех сил стукнул каблуками.

- Не хватает только "Хайль Гитлер"! - пробурчал старший лейтенант. - Кто вы? - спросил он по-немецки.

Хоманн назвал себя, сообщил номер полка и дивизии, где проходил службу.