Валерий Шамбаров - Нашествие чужих: ззаговор против Империи

Сталин, Зиновьев, Каменев высказывались более осторожно. Открыто против не выступали, в свете тогдашней коммунистической доктрины протестовать против «мировой революции» было нельзя. Но говорили о том, что надо все взвесить, избегать безоглядного риска, посмотреть, как будут развиваться события. В результате была создана комиссия ЦК в составе Радека, заместителя председателя ВСНХ Пятакова, заместителя председателя ГПУ Уншлихта и наркома труда Шмидта, немца по национальности. Все они направлялись в Германию. Радеку ставилась задача взять на себя руководство германской компартией, Шмидту — организовать революционные ячейки в профсоюзах, которые потом превратятся в Советы, Пятакову — осуществлять общую координацию и связь с Москвой. Уншлихт должен был организовать снабжение оружием, формирование вооруженных отрядов и местных ЧК. Позже в комиссию был кооптирован советский полпред в Германии Крестинский. На него возлагалось финансирование революции из коммерческих фондов Госбанка, депонированных в Берлине.

Кроме них, в Германию были откомандированы Берзин, Тухачевский, Крылов (Соболевский), Ягода. Туда направлялись выпускники и слушатели спецфакультета академии РККА, их предполагалось использовать для закладки баз с оружием и обучения боевиков. Для переброски за границу были мобилизованы все коммунисты-немцы (их в Советском Союзе набралось аж 20 тыс.!) Для грядущей революции было решено также выделить продовольствие и подтянуть эти запасы к границе. Деньги отпускались практически без счета. И расходовались тоже без счета — секретарша берлинского резидента Коминтерна Рейха (того самого, который по приказу Ленина набирал у Ганецкого драгоценные камни) при последующем разбирательстве давала показания, что чемоданы, сумки и коробки с деньгами валялись у них повсюду, мешали проходу, загромождали столы и стулья, путались под ногами.

В сентябре состоялось еще одно заседание Политбюро, на котором была определена дата восстания — 9 ноября, в годовщину германской революции. Сценарий предполагался такой: 7 ноября, в годовщину российской революции, следовало организовать митинги и манифестации. При их проведении «красные сотни» Уншлихта спровоцируют беспорядки, вызовут столкновения с полицией, чтобы пролилась кровь. А дальше требовалось раздуть «народное возмущение» по поводу жертв и нанести главный удар. Радек и его жена Рейснер, проезжая в Берлин через Варшаву, устроили инструктаж для сотрудников советского полпредства в Польше, разъясняя, как будет развиваться революция. Немецкие коммунисты, придя к власти, тут же разорвут Версальский договор, чем заслужат популярность в народе. И начнется война против Франции. Опору предполагалось делать не только на коммунистов, но и на националистов. Радек пояснял:

«Немецкая социал-демократия гораздо опаснее для нас, чем националисты. Она отнимает у нас рабочие массы, без которых мы не можем раскачать революционного движения в Германии. Националисты сыграют положительную роль. Они мобилизуют большие массы и бросят их на Рейн против французского империализма вместе с первыми красногвардейскими отрядами немецкого пролетариата» [547] Беседовский Г. На путях к термидору. М., Современник, 1997. .

Возглавлял всю подготовку Троцкий. Осень 1923 г. была наивысшим его взлетом. Он находился в пике своей власти, он «командовал парадом» — и уже не российским, а общеевропейским! Из кандидатов его перевели в члены Исполкома Коминтерна, и он явно оттеснял Зиновьева, распоряжаясь зарубежными коммунистами, как своими подчиненными. Красные дивизии Троцкого начали выдвижение к западным границам. Советский эмиссар Копп, давний и верный кадр Льва Давидовича, вел в Варшаве тайные переговоры о пропуске войск через польскую территорию. За это Польше обещали отдать Восточную Пруссию, а также обеспечить беспошлинный транзит ее товаров через СССР. И поляки заинтересовались, выражали готовность обсуждать такой вариант. Правда, советская сторона хитрила. Предполагалось, что Восточная Пруссия, юнкерская и крестьянская область, может стать оплотом контрреволюции, «германским Доном». Вот и пусть поляки возятся с немецкими белогвардейцами. А потом и сама Польша, очутившись между Советским Союзом и Советской Германией, никуда не денется от большевиков. Тем не менее, польским руководителям возможность присоединить Пруссию казалась очень заманчивой. Все упиралось лишь в одно «но». Поляки не доверяли большевикам.

И имели для этого все основания. Потому что массированную подготовку к мировой революции развернули разные советские ведомства. И каждое по своим каналам, без согласования друг с другом. По линии Наркоминдела шли переговоры, а Разведуправление РККА в это же время активизировало своих «украинских партизан» на принадлежавшей полякам Волыни. А руководство ГПУ еще с весны, когда обозначился кризис в Германии, решило, что и Польша должна «подтянуться». Это «подтягивание» к революционной ситуации осуществлялось методами терроризма. В Польше начался «бомбовый период». Руководили операцией Уншлихт и Логановский, а непосредственной организацией терактов занималась группа боевиков во главе с польскими офицерами-коммунистами Багинским и Вечоркевичем. Взрывы гремели то в помещении правой партии или редакции, то левой, чтобы внести дезорганизацию, дать свободу домыслам и взаимным обвинениям. Несколько раз организовывались покушения на Пилсудского. Мощный взрыв готовился при открытии памятника Понятовскому, где должны были присутствовать польское правительство и иностранные делегации, в том числе французский маршал Фош. Но произошла утечка информации, и теракт пришлось отменить.

Однако наряду с борьбой, которая разгоралась на международной арене, продолжалась и внутренняя, в советском руководстве. Со стороны не заметная, но не менее напряженная и важная. Сталину идея влезть в европейский хаос совсем не импонировала. Он считал, что сейчас важнее оберегать и укреплять свое государство, а не рисковать им в подобных авантюрах. Кроме того, германская революция и война автоматически выдвигали на лидирующую роль Троцкого. А его возвышение, уже обозначившееся, встревожило его вчерашних союзников. Зиновьева, Бухарина, Каменева. Став «вождем номер один», он со своим самомнением и честолюбием вряд ли стал бы считаться с ними. Ну а лучшим противовесом для сдерживания Льва Давидовича был Сталин. Поэтому стало возможным найти с ним компромисс.

А Иосиф Виссарионович от компромиссов вовсе и не отказывался. Требуются уступки с его стороны? Пожалуйста! Но в ходе переговоров удалось подкорректировать первоначальные претензии «пещерных заговорщиков». Сошлись на том, что Секретариат ЦК останется без изменений, а реорганизовано будет Оргбюро. 25 сентября 1923 г. на Пленуме ЦК это осуществилось. В Оргбюро были введены Зиновьев, Троцкий, а кандидатами Бухарин и Коротков. Зиновьев и Бухарин были удовлетворены — Сталин «поделился» с ними властью. Ну а Троцкий, похоже, вообще не придал значения реформе. Какое там Оргбюро, какой Секретариат, если он уже видел себя в роли европейского диктатора? На самом же деле Сталин очень ловко переиграл своих противников. По сложившейся в партии системе, Оргбюро в данное время ведало не стратегическими вопросами, не ключевыми вопросами партийного строительства и руководства, а «текучкой», везло массу черновой работы. Вникать в нее, заниматься ею, ни у любителя председательствовать Зиновьева, ни у идеолога Бухарина, ни тем более у Троцкого не было никакой охоты. Получив номинальные дополнительные посты, они на заседаниях Оргбюро не появились ни разу [548] Сахаров В. А. «Политическое завещание» Ленина, М., МГУ, 2003. .