Валерий Шамбаров - Нашествие чужих: ззаговор против Империи

Революций без крови не бывает. Тем не менее, в дни Октябрьской революции ее пролилось относительно немного. Меньше, чем в Февральскую. Потому что Временное правительство успело достать все население, желающих защищать его оказались единицы. Но жестокость, сперва выплеснувшаяся только в стихийных эксцессах, стала насаждаться искусственно. Сверху. Еще в период подготовки переворота Свердлов направил своих эмиссаров на Черноморский флот, поставив им задачу:

«Севастополь должен стать Кронштадтом юга».

Для 1917 г. это звучало зловеще — Кронштадт, был знаменит не только революционными настроениями, а еще и массовыми убийствами офицеров. И указание было выполнено. В Севастополе Советская власть победила мирным путем, флотские комитеты уже были большевистскими. Но посланцы Свердлова во главе с комиссаршами Соловьевой и Нимич начали «задним числом» разжигать злобу, сколачивать банды из самых отъявленных головорезов. И Севастополь, а за ним Ялта, Феодосия, Симферополь, Евпатория умылись кровью полутора тысяч убитых офицеров и гражданских лиц.

Троцкий при наступлении Краснова и Керенского на Петроград впервые пробовал проявить себя в качестве полководца, но у него ничего не получилось. На фронт он приехал к шапочному разбору, когда матросы Дыбенко и казаки заключали между собой мир. Лев Давидович начал было распоряжаться, но попал в дурацкое положение. Никто его не слушал, пришлось даже обращаться за помощью к Краснову [196] Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. М., Алгоритм, 1999. . Зато Льву Давидовичу хорошо удавалось другое. В период боев, наплевав на провозглашенную Советским правительством отмену смертной казни, он принялся проповедовать на митингах о «революционной гильотине», о «беспощадных расстрелах» — и выдвинул лозунг:

«За каждого убитого революционера мы убьем пять контрреволюционеров!»

Буквального претворения в жизнь еще не произошло. Но в Царском Селе по приказу Троцкого расстреляли священника, благословлявшего казаков. Были и другие казни. Первые казни большевиков…

В общем-то демарш Краснова-Керенского принес большевикам больше пользы, чем вреда. Потому что после переворота другие социалистические партии устроили им обструкцию. Не признавали их правительства. Железнодорожники, служащие, телефонисты, телеграфисты по призывам эсеров и меньшевиков устроили саботаж, не выполняли распоряжений новой власти. Но стоило 700 казакам помаячить на подступах к Питеру, как те же социалистические партии струсили, заговорили об угрозе «контрреволюции» и выразили готовность искать компромисс с большевиками. Правда, достичь его оказалось непросто. Меньшевистский профсоюз железнодорожников Викжель выдвигал требования удалить из руководства Ленина и Троцкого и сформировать «однородное социалистическое правительство» из всех левых партий, которое возглавили бы Чернов или Авксентьев. А 10 ноября в Петрограде открылся Чрезвычайный съезд Советов крестьянских депутатов, где большевики были в подавляющем меньшинстве, имели лишь 37 мандатов из 330 — и решений Съезда рабочих и солдатских депутатов этот съезд не признал. Предъявлял такие же претензии, как Викжель.

Спас положение лучший из большевистских интриганов и организаторов, Свердлов. Переговоры с лидерами меньшевиков — Даном, Либером, Гоцем, кончились ничем. Но Яков Михайлович сумел внести раскол в ряды оппонентов, власти-то всем хочется. И удалось найти общий язык с руководством левых эсеров — Спиридоновой, Натансоном, Шрейдером, Камковым (Кацем). По результатам достигнутого соглашения Ленин и Троцкий в правительстве были оставлены. Совнарком становился двухпартийным, из большевиков и левых эсеров — но к определению «рабоче-крестьянское правительство» добавлялось слово «временное». До Учредительного Собрания. И все акты Совнаркома снабжались преамбулой:

«Временно, до решения Учредительного Собрания».

Ну а Центральный исполнительный комитет Советов рабочих и солдатских депутатов сливался с ЦИК Советов крестьянских депутатов, добавлялись делегаты от армии и профсоюзов, и образовывался единый ВЦИК, получавший права многопартийного парламента. А возглавил его Свердлов, который, казалось, умел со всеми ладить и так хорошо все сумел устроить. День 14 (27) ноября провозглашался концом гражданской войны, «величайшим днем» всей революции. Его отмечали манифестациями, массовыми праздничными шествиями.

Но нет, гражданская война не закончилась. Она только начинала разгораться. Октябрьский переворот ускорил дезинтеграцию страны. Отделились национальные окраины, образовывая собственные правительства — если большевикам можно, то почему же им нельзя? Советскую власть не приняли казачьи области. И в них потекли люди, готовые оказать сопротивление узурпаторам. Но мало, очень мало. Подавляющему большинству русских людей, каких бы взглядов они ни придерживались, претило участие в братоубийстве. В ноябре генерал М. В. Алексеев с Дона разослал призыв в Добровольческую армию. Из 400 тыс. российских офицеров к нему собралось не более 3 тыс. Само казачество представляло собой грозную силу, одно лишь Войско Донское выставляло более 60 полков. Однако эти полки, возвращаясь с фронта, вступать в междоусобицу не желали и расходились по станицам. Многие уже были заражены большевизмом, хотя понимали его по-своему — переделить землю, уравнять пай рядового и генерала, и трудиться себе на радость.

Силы большевиков тоже были небольшими. Но быстро наращивались. Занимался этим Свердлов. Именно он на первом этапе выдвинулся на роль «вождя номер два», обеспечивая всю основную практическую работу. Совнарком мог принимать любые решения, но еще не имел никаких структур на местах. Реализация осуществлялось только через Советы — а председателем ВЦИК был Яков Михайлович. ЦК партии выносил свои постановления, но все связи с партийными организациями на местах шли через Секретариат. Который возглавлял Свердлов. Он занимался и расстановкой кадров в партийных и советских структурах. А резервом таких кадров стали несколько тысяч «интернационалистов», нахлынувших из Америки и Западной Европы. Те, кто бежал после революции 1905 г., а многие и родились не в России, были детьми более ранних эмигрантов. Люди, чужие нашей стране и народу, прошедшие обработку в заграничных кружках, русофобских эмигрантских организациях. Они стали настоящим разрушительным «спецназом» революции. Другим контингентом стали бывшие боевики 1905 г. — уже «повязанные кровью» в терактах и эксах, познакомившиеся с тюрьмами и каторгами.

Свердлов со своей феноменальной памятью знал их, великолепно оценивал и запоминал качества каждого. Подобные кадры рассылались на места в качестве руководителей. И формировали вокруг себя отряды Красной гвардии. Из кого? Принято считать — из солдат, рабочих. Бросьте! Рабочему требовалось на хлеб заработать, семью кормить. А большинство солдат было из крестьян, рванулось по домам, в деревню, чтобы землю без них не расхватали. При Советах оставалось всякое отребье, которому возвращаться к крестьянскому труду отнюдь не хотелось — лучше еще побездельничать, погулять, пограбить. Люмпены, шпана. Кстати, когда упоминается о «революционных моряках», надо помнить, что они не далеко не всегда были настоящими, под матросов часто рядились уголовники, им нравилось щеголять в красивой форме. И если вы откроете произведения Вишневского, Лавренева, Соболева, то без труда обнаружите, что «братки-матросики» почему-то изъясняются на блатном жаргоне. В тех районах, где существовала социальная и национальная рознь, она искусственно подогревалась. На Дону и Кубани разжигалась вражда между иногородними и казаками, на Тереке большевики сделали ставку на «революционных» горцев, натравливая их на русских.