Валерий Шамбаров - Нашествие чужих: ззаговор против Империи

За услуги, оказанные большевикам, Германия ожидала оплаты — сепаратным миром. Впрочем, ничего другого Советскому правительству не оставалось. Армия была абсолютно развалена, значительная ее часть уже разъехалась по домам. Сразу после переворота Совнарком направил приказ начальнику штаба Ставки Духонину — начать переговоры о перемирии. Союзные миссии при Ставке тут же заявили Духонину официальный протест.: Дескать, «нарушение союзнических обязательств может иметь самые серьезные последствия для России». И генерал отказался выполнить требование, ответил в Петроград, что вопрос о мире входит в компетенцию политиков, а не военных. От дипломатических протестов Троцкий легко отмахнулся — указал, что Советское правительство желает не сепаратного, а всеобщего мира, уже направив соответствующие предложения державам Антанты. А в Ставку послали эшелон матросов во главе с Крыленко и Духонина зверски убили. Иностранные представители в Могилеве вступиться за русского генерала и взять его под защиту даже не попытались.

Под Двинском советские парламентеры встретились с германским командованием, и переговоры были назначены в Брест-Литовске, где располагалась штаб-квартира командующего Восточным фронтом генерала Гофмана. Советскую делегацию на первом раунде возглавил Адольф Иоффе. В Брест она прибыла 20 ноября (3 декабря). И атмосфера на переговорах установилась почти дружеская. Принц Леопольд Баварский и Гофман устраивали банкеты в честь дорогих «гостей». Их демонстративно чествовали, выражали подчеркнутое почтение. Хотя «красные дипломаты» вели себя порой просто карикатурно. «Представитель трудового крестьянства» Сташков напивался в доску. Секретарь делегации Карахан занялся бурными спекуляциями. Обменивал «николаевские» рубли на германские марки и скупал в местном «военторге» все подчистую — часы, мануфактуру, обувь, косметику, вино. Иоффе и Каменев под предлогом «облегчения участи пленных» ездили в Варшаву отовариваться и оттягиваться в фешенебельных публичных домах [207] Фокке Д. Д. На сцене и за кулисами Брестской трагикомедии./ АРР, т.19, М., Терра-Политиздат, 1993. .

Но за столом переговоров каждая из сторон держала камень за пазухой. Советское правительство надеялось на то, что в Германии и Австро-Венгрии начнется революция и тайно предпринимало шаги в этом направлении. Германское руководство, в свою очередь, подготовило большевикам сюрприз. Охотно признало формулу «мира без аннексий и контрибуций». Но в декларациях самих же большевиков значился и другой лозунг. «Право наций на самоопределение». И его ох как хорошо можно было использовать! Германский министр иностранных дел Кюльман писал в эти дни, что главной задачей является «дезинтеграция старой России». «Германия должна признать отделение Финляндии, Украины, Кавказа и Сибири… Множество слабых отделившихся государств будет нуждаться в германском покровительстве» [208] Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001. . Как только большевики поняли, что они «без аннексий и контрибуций» могут потерять все окраины, они схватились за головы. Пытались юлить, толковать «право на самоопределение» по-своему. Но на первом раунде удалось договориться только о перемирии.

Второй начался 29 ноября (12 декабря). Теперь советская делегация приехала с разработанными ответными предложениями. Однако принять их оказалась готова только Австро-Венгрия. Она была уже совсем измочалена. Понесла колоссальные потери, призывая в армию мальчишек и стариков. Экономика надорвалась. В стране начинался голод. Но Германия условия большевиков категорически отвергла. Завершить борьбу с русскими «вничью», без крупных приобретений, не хотели ни немецкие генералы, ни политики — зря что ли дрались (и платили)? Под давлением немцев Центральные Державы выставили жесткие требования, фактически лишавшие Россию ее западных губерний. Когда эти условия были оглашены, главный военный советник при советской делегации генерал Скалон не вынес такого позора. Вышел в соседнюю комнату — якобы сверить карту, предъявленную Гофманом, со своими картами — и застрелился. Что ж, немцы благородно выделили оркестр, почетный караул, чтобы старого служаку можно было проводить в последний путь с воинскими почестями.

А переговоры зашли в полный тупик. Принять германские условия большевики никак не могли. Они ж еще у власти как следует не утвердились. Поднялась бы волна общенародного возмущения и смела их. Уж конечно, таким предлогом воспользовались бы их противники — меньшевики, кадеты, правые эсеры. Даже среди самих большевиков и их компаньонов, левых эсеров, подавляющее большинство не поняло бы подобного шага правительства. Но и положение Центральных Держав было весьма рискованным. Делегаты Австро-Венгрии угрожали германцам — если те будут неуступчивы, Вена заключит с Советским правительством сепаратный мир. Да и в Берлине боялись, что большевики прервут переговоры. Потому что получить продовольствие и сырье можно было только на Востоке. И воевать с Россией, даже оставшейся без армии, Центральные Державы больше не могли! Единственный шанс на победу для них оставался в том, чтобы заключить мир на Востоке и перебросить все войска на Запад. А если бы русские стали отступать, увозя материальные ценности в глубь страны, развернули партизанскую войну, это было бы для немцев смертельной угрозой.

Но при подобном варианте развития событий Германия все равно сумела бы направить войска на Петроград и свергнуть Советское правительство. Получалось — куда ни кинь, всюду клин. То ли свои сограждане и коллеги-революционеры свергнут, то ли немцы. И большевики пытались лавировать, тянуть время. В надежде, что из-за внутренних трудностей в Германии и Австро-Венгрии тоже вспыхнут революции. Троцкий предложил перенести дальнейшие переговоры на нейтральную почву, в Стокгольм. Где можно было подключить представителей социал-демократии Германии, Австро-Венгрии, нейтральных стран, британских и американских социалистов. И конференция превратилась бы в бесконечную теоретическую дискуссию — какой мир считать «демократическим», что понимать под «самоопределением».

Однако и руководство Германии хорошо понимало, что в Стокгольме дело увязнет. И ультимативно настояло — переговоры снова в Бресте, и побыстрее. На следующем этапе, в январе, советскую делегацию возглавил Троцкий. Чему, кстати, очень обрадовались австрийцы. Ведь Лев Давидович прежде работал на их спецслужбы, и в Вене считали, что с ним легко будет договориться. Перед отъездом в Брест министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Чернин специально навестил Виктора Адлера, прежнего покровителя Троцкого. Разузнал об особенностях его характера, с какой стороны лучше к нему «подъехать».