Коллектив авторов - «Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

К восьми часам вечера я первым прибежал в зал «Eintracht», принадлежащий клубу местной социал–демократической партии.

В. И. Ленин придавал огромное значение первой русской революции. Он видел ее исключительное по важности организующее значение для будущих революционных схваток, для грядущей победы рабочего класса. Этому вопросу он посвящал в то время большинство своих статей. Этой же теме и был посвящен его реферат.

Зал постепенно заполнялся. Было очень шумно. Многие за неимением места стояли у стен, у дверей или в проходах. Слышались обрывки разговоров:

— Вот и бундовцы пришли…

— А меньшевики‑то!.. Их там целая орава!..

— Полемика будет ожесточенная! — говорили студенты и эмигранты.

Ленин, наверное, тоже уже пришел, но я его не видел. Спрашивать, где он, не хотелось, и я стал рассматривать собравшихся.

Внимание мое привлек столик, у которого сидели и пили пиво трое мужчин. Они о чем‑то говорили и смеялись. Один из них держался очень непринужденно и от всей души смеялся, слушая собеседников.

— Посмотрите на Ленина, он смеется, как ребенок! — сказал кто‑то позади меня.

Так это Ленин? — Я впился взглядом в Ильича, стараясь лучше разглядеть его.

Странно! Я представлял себе Ленина высоким, брюнетом, с усами и подстриженной бородкой, с длинными волосами, непременно в пенсне, статным и гордым. А он был среднего роста. Его красноватое, монгольского типа мускулистое лицо, сперва не привлекало внимания. Но стоило всмотреться в его блестящие, золотистые глаза, полные внутренней силы и энергии, как сразу чувствовалось, что это человек необыкновенный. Его высокий сократовский лоб был исключительно красив. Хотелось долго смотреть на него.

Ленин сидел и запросто разговаривал с товарищами.

В переполненном зале стоял гул голосов. Пришли все — и старые и новые эмигранты, большевики, меньшевики, бундовцы, социалисты–революционеры, анархисты и представители других партий.

При появлении «лидера» какой‑либо партии начиналось шушуканье.

— Это известный бундовец, он будет выступать сегодня!..

— А этот такой полемист, что его ничем не удержишь! Любит много говорить, но все без толку…

— А тот, что пошел в ту сторону, — эсер. У него что ни слово, то цитата!..

— А вот и Дан!

— Я думал, что он старик, оказывается, — молодой.

Все радуются тому, что будет ожесточенная схватка.

А вот еще новоиспеченный меньшевик, этот непременно будет говорить, хотя сам хорошо понимает, что по сравнению с Лениным он полное ничтожество. Ему все равно. Зато про него скажут — «Против Ленина выступал!..» Это все, что ему нужно!..

Ленин встал и, сдвинув брови, обратился к сидящим за столом товарищам:

— Не пора ли начинать?

Председательствующий позвонил маленьким колокольчиком. В зале все стихло.

Ленин подошел к столу с папкой в одной руке и стаканом недопитого пива в другой.

Председатель предоставил ему слово.

Обведя глазами аудиторию, Ильич начал… Начал так просто, как будто продолжал только что прерванную беседу. Но вот руки его задвигались, глаза заблестели. Он нагнулся над столом, стал искать нужную бумагу. Снова выпрямился и сделал шаг назад. Потом поднял правую руку, протянул ее вперед. Голос его звучит громче, и постепенно все тело приходит в движение. Он воодушевляется, подходит вплотную к столу.

С точки зрения ораторских данных в Ильиче как будто бы нет ничего особенного — голос чуть хрипловат, в конце фраз слегка причмокивает. А слушаешь с огромным наслаждением — сразу покоряют простота, стройность мысли, последовательность изложения, необыкновенная, железная логика.

Ленин говорит о революции І905 года и о ликвидаторах. Он жестоко осуждает контрреволюционные меньшевистские вылазки, защищает революционные традиции пролетариата, утверждает, что рабочий класс уже завоевал роль гегемона в демократической революции. Ленин ожесточенно клеймит тех, кто старается свернуть партию с прямого революционного пути, говорит об особенностях текущего момента и о вытекающей отсюда тактике борьбы, он говорит о создании партии нового типа, настоящей марксистской революционной партии.

Он говорил почти полтора часа и, когда закончил, в зале загремели аплодисменты.

Его речь произвела огромное впечатление. Да, перед нами настоящий революционер, подлинный вождь народа.

Десятиминутный перерыв. Одни вышли покурить, другие тут же начали оживленное обсуждение.

— Интересно, кто выступит?

— Разве кто‑нибудь осмелится?

— Конечно, найдется кто‑нибудь!

— Как ни говорите, это человек с железной логикой! Настоящий революционер!

— Да, да! Вы можете с ним не соглашаться. но не можете отрицать, что он настоящий марксист…

— Но, он же диктатор! Всегда хочет провести свое и никогда никому ни в чем не уступит. Плеханов потому и разошелся с ним.

— Однако нельзя отрицать, что он большая сила.

С большим нетерпением все ждут начала прений. Они‑то, в основном, и привлекают аудиторию. Ленин в полемике был неподражаем. Он моментально уничтожал противника своими вескими доводами, и спорить с ним было невозможно. Жестокий и беспощадный в своих доводах, он доказывал, убеждал и всегда оставался победителем.

Когда раздался звонок председателя, все начали шумно занимать места. Однако слушателей ожидало полное разочарование: слова никто не взял, и заседание было закрыто.

Раздались голоса:

— Струсили!

— Что же это меньшевики‑то, а?

— Жалко, жалко!

— Сегодня он был в особенном ударе. Здорово досталось меньшевикам!

— Таким я его еще не видел никогда, хотя слушать приходилось много раз.

— Вот потому меньшевики и не вышли.

Так говорили студенты, толпясь в проходах и в дверях.

…Я знал, что товарищи поведут Ильича в ближайший ресторан ужинать.

С одним из своих приятелей я остановился у дверей в ожидании Ленина. И когда он вышел, окруженный друзьями, мы незаметно пошли следом.

Они зашли в кафе–ресторан. Мы вошли за ними, сели неподалеку от них.

Официанты суетились, разнося заказанные блюда и пиво в больших кружках. Ильич заказал ужин. Официант быстро накрыл стол.

Тем временем Ленин снял с гвоздя висевшие на стене газеты: «Vorwarts», «Zuricher Zeitung» и качал внимательно читать их. Просматривая «Vorwarts», сердился, что‑то объяснял товарищам.

Когда принесли ужин, он повесил газеты на место.

Собеседники Ильича, очевидно, рассказывали анекдоты, смеялись. Ленин смеялся больше всех.

Я не думал, что Ильич такой простой и веселый. Весь вечер улыбка не сходила с его лица. Когда он смеялся, глаза его щурились, в них загорались озорные огоньки, и тогда он казался особенно привлекательным. Но бывали секунды, когда он хмурился, о чем‑то задумывался. На лбу появлялись морщинки. Мы были уверены, что в этот момент у него мелькнула какая‑то догадка и тут же оформилась в определенное положение, в определенный лозунг.