Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

7 ноября 1937 года, когда чистка достигла своего апогея, — праздновалась 20–ая годовщина победоносной Октябрьской революции и образования первого советского правительства. Из 15 членов этого первого советского правительства 9 народных комиссаров были уже арестованы НКВД; Троцкий в это время находился за границей в изгнании; четверо умерло до чистки. И только один член первого советского правительства с ноября 1917 года пережил чистку: это был Сталин.

Не менее велики были потери в верховном командовании Красной армии. Из пяти маршалов Советского Союза трое пали жертвами чистки: Тухачевский, Блюхер и Егоров. Такая же судьба постигла известнейших советских генералов.

Начальник Главного политического управления Красной армии и заместитель наркома обороны Гамарник покончил жизнь самоубийством.

Но чистки никак не ограничивались одной верхушкой. Опустошения в отдельных союзных республиках, в местных государственных и партийных органах, в особенности в рядах партии, были еще более значительными. За очень малым исключением старые большевики, и в том числе все те, кто в своей молодости боролись с царским режимом и уже тогда пережили ссылки, находились теперь снова в тюрьмах или лагерях.

Это была наиболее жестокая кампания уничтожения, которая когда‑либо в каком‑либо государстве имела место.

Разгром этот особенно коснулся проживавших в Советском Союзе иностранных коммунистов. За немногие месяцы в аппарате Коминтерна было арестовано больше деятелей, чем их было арестовано за 20 лет всеми буржуазными правительствами вместе. Перечисление одних фамилий заняло бы целые страницы.

Поэтому мы упоминаем только некоторых членов ЦК германской коммунистической партии, которые стали жертвами чисток: Август Крейцбург, Герман Шуберт, Гуго Эберлейн, Герман Реммеле, Вилли Леов и Ганс Киппенбергер. Подобную же судьбу испытали: Вернер Гирш, бывший главный редактор газеты «Красное знамя» («Rote Fahne»), Вилли Коска, генеральный секретарь Красной помощи Германии (Rote Hilfe Deutschlands) и Курт Зауерланд, главный редактор журнала «Красное строительство» («Roter Aufbau») и, вместе с ними, сотни немецких коммунистов, которые думали, что они нашли убежище в Советском Союзе.

На рубеже 1938–39 года кровавая чистка прекратилась так же внезапно, как и началась.

Сегодня я нахожу удивительным, как быстро люди в Москве, в том числе и я, могли стереть в памяти воспоминание об этом ужасе. Мы, действительно, слишком много пережили за все эти страшные месяцы. Наши чувства, вероятно, притупились.

Через несколько недель после снятия Ежова об арестах говорили только в редких случаях.

Слухи и «рецепты» исчезли сейчас так же быстро, как они и появились два года тому назад.

Только случайно в разговорах всплывали краткие воспоминания о «ежовщине», — как в Москве именовали эти годы чисток. Порой казалось, что разговор идет о событиях, которые принадлежат уже истории и происходили сто лет тому назад.

Лето 1939 года мы проводили в Ейске на Азовском море, как гости Военного училища. Ейск был городом военных. Штатских почти не было видно. Мы повсюду встречали людей в военной форме, у которых: на шапках стояли буквы «В–М. А.У. имени Сталина». Таинственное сокращение означало «Военно–Морское Авиационное Училище». Это было необычайно большое училище и поэтому казалось будто весь город состоит лишь из курсантов и военных летчиков ВМАУ.

Нас разместили в хорошем здании на окраине города. Оно находилось не около берега моря, но ВМАУ предоставило нам автобус, ежедневно возивший нас к морю и обратно.

После страшных лет чистки: этот отпуск казался нам особенно чудесным. Мы, наконец, действительно отдыхали, хотя и не были совсем освобождены от наших обычных заданий.

За время каникул мы готовились к вступлению в комсомол. Каждый второй день после обеда мы собирались вместе на занятия с нашим политическим руководителем Игорем Сперанским. Нетрудно отгадать, чем мы занимались — Историей ВКП(б). Книга появилась осенью 1938 года и я уже, разумеется, внимательно прочел ее. Теперь, во время каникул, проходила вторая «проработка». (Позже мне пришлось еще три раза ее прорабатывать).

В середине августа мы были приглашены на праздник во Дворец культуры ВМАУ. Доклад о международном положении, как обычно, был заостренно направлен против фашизма и фашистской Германии. В конце докладчик добавил:

— Товарищи! В этом зале находятся наши заграничные гости, дети немецких и австрийских антифашистов, которые сражались против ужасной гитлеровской диктатуры!

Мы сделались центром внимания. С этого момента мы стали известными на весь Ейск. Это были чудесные времена. Наши хозяева нас часто навещали и спрашивали — всем ли мы довольны?

За нами ухаживали, как в первые годы нашего пребывания в детском доме.

Через три дня Игоря Сперанского, нашего политического руководителя, вызвали днем в город.

— Поезжайте спокойно купаться, меня сейчас вызвали в город. Я вернусь только к вечеру.

— А что случилось?

— Понятия не имею, но вряд ли что‑нибудь важное. Веселые и радостные мы отправились купаться и уже с полчаса как были дома, когда неожиданно вернулся наш политруководитель и взволнованный бросился к нам:

— Крайне важное известие! — воскликнул он запыхавшись, — я получил в Ейске оттиск газеты, выходящей завтра.

— Что случилось?

— Мы заключили с Германией пакт о ненападении.

Все уставились на него с открытыми ртами.

Мы могли ждать чего угодно, только не этого. Мы ведь внимательно следили за прессой и были убеждены, что несмотря на все трудности переговоров скоро будет заключен договор о союзе с Англией и Францией против фашистского агрессора.

Политруководитель Игорь прочел официальным торжественный голосом содержание пакта между Советским Союзом и фашистской Германией. После первых фраз мы еще думали, что дело идет лишь об обязательствах взаимного ненападения. Но Игорь читал дальше статьи договора. Растерянно прислушивались мы к его словам:

«Правительства обеих договаривающихся сторон будут и в дальнейшем находиться в связи и консультировать друг друга с целью взаимной информации по вопросам, касающимся их взаимных интересов.

Ни одна из договаривающихся сторон не будет участвовать в какой‑либо группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны».

Это был не только пакт о ненападении, но полная перемена всей советской внешней политики! Взаимная информация по поводу «общих интересов» с гитлеровским правительством? Никакого участия в каких‑либо группировках держав, которые направлены против Гитлера? Это могло означать лишь одно: окончательный отказ от всех форм борьбы против фашистской агрессии!