Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

Мы не ошиблись. Начиная с этого дня, все лекции и все семинары вновь и вновь указывали на грознейшую опасность: сектантство.

Читателю, плохо разбирающемуся в сталинской идеологии, я поясню, что это ничего общего, разумеется, не имеет с религиозными или иными сектами. В школе Коминтерна понятию сектантства давалось следующее определение:

«Сектантство — это политически и идеологически вредное направление в рабочем движении, отрицающее необходимость политики союза рабочего класса с другими слоями и пытающееся изолировать партию от масс».

В начале ноября 1942 года союзники высадились в Северной Африке; в середине ноября началось наступление Красной армии под Сталинградом, наступление, которому предназначалось стать переломным моментом войны. С тех пор, как произошли эти события, особенно с января 1943 года в школе не проходило ни одного дня, когда бы не громилось «сектантство».

Союз между СССР и западными демократиями не только постоянно выпячивался в школе и представлялся, как основа политики, но также подчеркивалась необходимость в каждой стране заключать союзы всех политических сил против Гитлера. На данном этапе речь идет не о достижении собственных политических целей, учили нас, а, прежде всего, О мобилизации всех политических и военных сил в борьбе против гитлеровского фашизма. Именно потому, что партия отодвинула на задний план собственные цели и проявила себя как активнейшая сила в борьбе против Гитлера, ей удастся позднее завоевать решающее влияние. Ничего нет опаснее, — вновь и вновь внушалось нам, — как выдвижение далеко идущих требований, как отрыв от возможных союзников.

Чтобы приготовить нас к борьбе против «сектантства» приводились, в качестве примеров, труднейшие ситуации и события, происшедшие много лет тому назад.

Не могу забыть семинара, посвященного теме «История китайской революции 1925–27 гг.». Мы прослушали очень интересный доклад и проводили проработку этой темы в рамках семинара. Один за другим вставали вопросы: о Гоминдане и его составе; его политических целях; о стоящих за ним социальных силах; о противоречиях внутри этих сил; об отношениях между коммунистической партией и Гоминданом и о роли Чан Кай–ши.

Во время семинара в комнату вошел Михайлов, сел рядом с Ванделем и стал прислушиваться. Любой другой слушатель нашел бы, что мы владеем темой, потому что на трудные вопросы Ванделя большей частью следовали правильные и исчерпывающие ответы; Михайлов, однако, казалось, был неудовлетворен.

Он нервно обратился к Ванделю:

— Извините, могу ли я вмешаться и поставить один вопрос?

— Ну, само собой разумеется, — ответил Вандель.

— Товарищи, вопрос не только в том, что вы обо всех этих вещах знаете; конечно, и это важно. Но еще важнее другое. События в Китае с 1925 по 1927 год учат нас очень многому. Но уроки можно лишь тогда правильно понять, если самого себя перенести в тогдашнюю обстановку, чтобы научиться самому в подобных ситуациях принимать правильные решения.

Мы одобрительно кивали головами, но еще не знали, к чему он клонит.

— Вы все знаете тогдашнюю общую обстановку. Формально компартия Китая была еще в союзе с Гоминданом, но всем было ясно, что дни этого союза сочтены. Каждый день мог принести с собой разрыв. Я хотел бы вскрыть перед вами один из сложнейших вопросов в тогдашней ситуации. Тогда коммунистическая партия имела в Шанхае большое влияние среди рабочих. Больше того: у рабочих было оружие. Партия представляла собой, таким образом, в известном смысле вооруженную силу. Между тем, войска Чан Кай–ши приближались к городу. В любой день они могли в него войти. Что должен был делать руководитель компартии в Шанхае? Должен ли он был приветствовать войска Чан Кай–ши, как союзников? Произносить приветственные речи, печатать приветственные листовки? Или он должен был призвать рабочих города оказать отпор войскам Чан Кай–ши и тем самым взорвать союз, который и без того был накануне краха? То, что я вам рассказываю — не фантазия. Это действительно имело место. Всю ночь напролет совещались шанхайские товарищи.

Михайлов встал. Сделав короткую паузу, он внезапно огорошил нас вопросом:

— Ну, а вы, что бы вы делали?

Почти целую минуту царила полная тишина.

Он так картинно обрисовал обстановку, что можно было подумать, что и он там присутствовал (что, впрочем, было вполне возможно).

Каждый из нас лихорадочно раздумывал. Это был, действительно, очень сложный вопрос. Наконец, вызвался один из нас.

— Я думаю, было бы правильным добросовестно придерживаться союза до тех пор, покамест была уверенность в том, что это настоящий союз. Но в дни, когда стало доподлинно известно, что Чан Кай–ши в любой момент может изменить общему делу и уже готовит удар, нужно было защищать партию и сочувствующих партии рабочих. Ни в коем случае нельзя было шанхайских рабочих и коммунистов выдать Чан Кай–ши, тем более, что они ведь располагали оружием и могли защищаться.

Курсанты вопросительно смотрели на Михайлова. Михайлов не проронил ни слова, даже не обвел нас взглядом, заем спросил:

— Все такого мнения?

Сразу же вызвался другой:

— Я не вполне уверен, но думаю, что несмотря ни на что руководитель шанхайских коммунистов должен был встретить войска Чан Кай–ши по–дружески, по–братски, — даже рискуя тем, что союз будет разорван самим Чан Кай–ши и что Чан Кай–ши будет таким образом оказана помощь в завоевании огромного города. Нужно было придерживаться союза для того, чтобы каждому в Китае стало очевидно, что не коммунисты, а Чан Кай–ши разорвал союз и изменил революции. Правда, это принесло бы партии на известном отрезке времени большие трудности и даже стоило бы многих жертв, но в длительной перспективе такая политика была бы возможно, все же правильной.

Большинству из нас это показалось все же слишком. Напряженно впивались мы глазами в Михайлова, но и на этот раз он ничего не сказал. Он молчал. Наконец, выступила Эмми, девушка, столь хорошо умевшая составлять «народные комитеты». Она лукаво улыбнулась:

— Я думаю, не нужно было останавливаться ни на том, ни на другом решении. Можно было бы сделать следующее; с одной стороны издать официальную правительственную прокламацию и дружески приветствовать наступающие войска Гоминдана; но тут же распространить листовки среди рабочих, в которых бы они предупреждались о предстоящей измене Чан Кай–ши и призывались сохранять бдительность, никоим образом не выпускать из рук оружия потому, что оно может быть потребуется для предстоящего расчета.

Сперва Михайлов устремил на нее взгляд. Затем, медленно, взвешивая слова, но довольно резко, он произнес: