Евгений Акельев - Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Виновный в краже у вдовы Дарьи Семеновой Аладиной золотых перстней и алмазов армянин Петр Соруханов был пойман и приведен в дом Каина «незнаемо какими людьми». Беглого каторжника Ивана Васильева в мае 1748 года задержали и сдали доносителю также «незнаемо какие люди». Как следует из показаний крестьянина Тараса Михайлова, пришедшего в мае 1748 года в Москву с чужим паспортом «для покупки яблоневых прививков для сажения в огороде своем», во время приобретения им «прививков» на Красной площади «пашпорт из-за пазухи у него выпал на мостовую и на той мостовой незнаемо какова чину люди три человека ево, Тараса, взяв, привели к доносителю Ивану Каину» [182].

Уже будучи под следствием, Каин признался, что «закрывал» многих преступников «для того, что де когда у кого что пропадет и ему, Каину, скажут, то де он посылывал их для присматривания на площадь к выжежникам, не купил ли кто чего ис того краденого, и буде присмотрят, тогда ему, Каину, объявляли, и за то он, Каин, об них не доносил». Других преступников доноситель использовал «для указывания беглых, которыя, ходя по баням, крадут рубашки и протчее платье» [183]и т. п.

Имел доноситель своих людей и среди торговцев краденым, которые пользовались его покровительством в обмен на помощь в сыске преступников. Так, 8 января 1746 года торговец выжигой Алексей Авдеев, «которой напред сего содержался в Сыскном приказе и пытан», рассказал Каину, что «сего числа на площади незнаемо которого полку салдаты два человека продавали серьгу алмазную выжежнице Василисе Евсеевой, которая содержалась в Сыскном приказе и бита кнутом» [184].

Кроме того, у Каина существовала договоренность о поимке беглых людей с некоторыми изготовителями фальшивых паспортов. Так, 9 апреля 1748 года он привел в Сыскной приказ беглого дворового Илью Чулкова. На допросе беглец поведал о том, как он угодил в лапы доносителю: «…попался ему навстречу… диакон, которой у него спросил, что де не писать ли тебе чего? И он, Илья, сказал ему, что есть нужда написать пашпорт воровской. И он де, диакон, взяв ево, взвел к Троице на паперть, и на той паперти означенной дьакон по прозьбе ево именем помещика ево написал пашпорт… а именем де помещика ево под тем пашпортом подписался, якобы ево рукой… того ж собору сторож Никита Аксенов, за что он им дал за работу дватцать копеек, да означенной диакон снял у него с шеи платок полушелковой пестрой, цена дватцать пять копеек. И, подписав тот пашпорт, он, Никита, взяв ево, Илью, отвел к доносителю Ивану Каину, и оной Каин, взяв, привел ево в Сыскной приказ».

Девятого октября 1748 года беглый рекрут Иван Семенов попался на ту же удочку: «…сего октября 18 дня с того струга ходил он, Иван, в город, и пришел незнаемо какого чину человек, по-видимому церковник, спрошал ево, что ему написать ли пашпорт, которой и написал, а за работу у него насильно взял денег дватцать пять копеек, шапку серую, рукавицы бараньи, которыя хотел отдать, и привел в дом, которой имеется в Зарядье, к сыщику Ивану Каину, которой ево, Ивана, в Сыскной приказ и привел» [185]. 24 октября был арестован и приведен в Сыскной приказ сам изготовитель фальшивых паспортов. Им оказался 54-летний дьякон Алексей Яковлев, который «служил в Москве по разным церквам из найму, и сверх того пишет он, Алексей, на монастыре Василия Блаженного, что на рву, разных чинов людям мирские челобитныя и грамотки, и от того пропитание имеет». На допросе Яковлев оправдывался тем, что фальшивые паспорта писал «не для свободного в пути ходу, но для сыску беглых людей и воров, понеже вышеписанной сыщик Иван Каин напред сего просил их и научал, когда какия люди придут к ним писать пашпорта и увольнительные письма, а признаны будут люди беглыя, и, написав им пашпорты и увольнительныя письма, приводили б к нему, сыщику Каину». Сам сыщик, вызванный 2 ноября для допроса, дал показания, что «означенному дьякону Алексею Яковлеву и другим, которыя пишут на монастыре Василья Блаженного… говорил он, Каин, когда де какие люди придут к ним писать пашпорты и увольнительные письма, а признаны будут люди беглыя, тогда об них ему, Каину, объявлять вскоре, а пашпортов и увольнительных писем ему, диакону Алексею и другим никому писать и подписывать не приказывал и не научал» [186].

Итак, при розыске преступников Каин использовал целую сеть агентов из солдат, информаторов из воров, изготовителей фальшивых паспортов, торговцев краденым. Поэтому напрасно сенаторы надеялись, что с помощью Каина «оные злодеи… вовсе могли быть искоренены и все подданные Ея Императорского Величества по искоренении таковых злодеев с покоем без всякой опасности и разорения впредь остаться могли». Реальный опыт борьбы с профессиональной преступностью с помощью прикрепленного к Сыскному приказу доносителя из воров привел к установлению его личного контроля над преступной средой Москвы. Такая форма отношений с криминальным миром была выгодна как самому Каину, который мог быстро найти краденую вещь или разыскать того или иного преступника, так и отдельным сотрудничавшим с ним ворам, получавшим возможность безбоязненно совершать преступления.

Но все-таки немало профессиональных воров и скупщиков краденым, близких друзей Каина до его явки в Сыскной приказ, были схвачены и понесли наказание. Их допросы предоставляют нам замечательную возможность поближе познакомиться с многими представителями преступного мира Москвы XVIII века.

Московские воры в XVIII столетии действовали четко и слаженно, приемы краж отрабатывались ими до автоматизма и передавались из поколения в поколение, поэтому поймать их было непросто. Оказавшись в Сыскном приказе, профессиональные «мошенники» не были склонны откровенно рассказывать о своей преступной деятельности и уж тем более выдавать товарищей. Картотеки преступников еще не составлялись, и при чтении допросов часто нельзя понять, являлся ли подозреваемый профессионалом, регулярно занимавшимся противоправной деятельностью, или же впервые покусился на чужое имущество. Поэтому следственные дела Сыскного приказа, как правило, не содержат сведений о московском преступном мире XVIII столетия. (Видимо, это была общая и даже международная тенденция. Так, полномасштабный анализ материалов архива Шатле — учреждения, которому с 1674 года была передана вся полнота судебной власти в Париже — за вторую половину XVIII века показывает, что в них очень мало информации о профессиональных ворах. В основном в Шатле попадали одиночные преступники, совершившие незначительные кражи [187].)