Владимир Николаев - Якорь спасения

Он легко и просто распрощался с гостями, перед которыми еще так недавно робел и тушевался. И на даче Кавалергардова он вдруг почувствовал себя не занесенным сюда волею счастливого случая, а почетным гостем, которому положены и радушный прием и услужливо-вежливое обхождение.

Гости разошлись поздненько, хозяин и хозяйка чувствовали себя утомленными, устало позевывали. Что же касается Акима Востроносова, то день чрезмерных перегрузок, которые должны были бы его вымотать до крайних пределов, теперь не казался даже утомительным. Напротив, сейчас он чувствовал прилив бодрости, прибавление свежих сил и мог слушать похвалы хоть до самого утра. Спать совсем не хотелось, и потому он не спешил подняться в отведенную ему комнату, на что так надеялись хозяева.

- Не перехвалили случаем тебя? - спросил, позевывая, Кавалергардов не затем, чтобы услышать возражения, а лишь для того, чтобы хоть что-то сказать на прощание.

Аким, хотя в душе и занесся в выси небесные, не в силу ума, а скорее по укоренившейся привычке скромно ответил:

- Не знаю.

- Ничего, ничего, братец, - покровительственно положив тяжелую ладонь на острое мальчишеское плечо, проговорил Илларион Варсанофьевич, - не зря говорится: кашу маслом не испортишь. Только мой тебе отеческий совет, не заносись. Цену знать себе надо, но заноситься - избави бог!

- Да нет, чего уж, - опять скромно отозвался Востроносов, соображая в то же время насчет того, что пришла пора заикнуться и о более существенном обеспечении славы, чем громкие слова и льстивые похвалы.

- Илларион Варсанофьевич, мне как-то неудобно, - показывая на простецкую тенниску и мятые брюки, проговорил Аким, - показываться теперь в таком виде.

- Это ты верно, - согласился Кавалергардов, - вид у тебя не того. Значит, аванс нужен. Это мы устроим.

- Надо, чтобы кто-то помог Акимушке приодеться, выбрать что помоднее, поприличнее, - сказала супруга Кавалергардова, - ему, плохо знающему город, трудновато будет. Если хочешь, то я...

Илларион Варсанофьевич оборвал жену:

- Поручу заведующему редакцией. А еще лучше Лилечку откомандирую. Ей вкуса не занимать, сделает все в лучшем виде. А пока спать. - Тут он еще раз зевнул и прибавил: - Утро вечера мудренее.

Глава девятая,

в которой Аким Востроносов на собственном опыте узнает,

что значит быть гением

На другой день Аким Востроносов проснулся совсем другим человеком. Впрочем, если быть уж совершенно точным, то надо сказать, что в первые минуты он оставался таким, каким был и прежде, потому что со сна как-то не вдруг вспомнил, что он теперь гений. Пробудился так же, как и вчера и позавчера, с желанием вскочить не сразу, а понежиться в ожидании побудки, которую производила успевшая потрудиться мать, подоившая к этому времени корову, приготовившая завтрак и даже сделавшая уборку по дому. Он привык в эти минуты слышать ее немножечко ворчливый, но все же родной и милый голос.

Аким закрыл было глаза, но тут же открыл их, сообразив вдруг, что он сейчас не дома, не в своей, а в чужой постели, на даче у большого человека Кавалергардова. И все же первым побуждением его было побыстрее одеться и отправиться в родную Ивановку, чтобы тотчас же явиться к родителям, успокоить их, а то они, бедные, поди, с ума посходили от неведения и тревоги о нем. Надо ведь, уехал и как в воду канул, ни слуха, ни полслуха, где он и что с ним. Сестренка и та, должно быть, психует, хотя Аким с сестрой, как и подавляющее большинство братьев и сестер, жили, мягко говоря, не всегда в ладу. Но это не в счет. Сейчас и о сестре, и особенно о родителях Аким подумал с нежностью и искренне упрекнул себя за то, что невольно заставляет их переживать.

Аким быстро оделся, все еще намереваясь немедленно ехать в Ивановку, но вдруг, натягивая свои неказистые сандалии, вспомнил, что он теперь не какой-то там безвестный Востроносов, а писатель, автор расхваленной повести "Наше время". И не просто автор, но гений! И стоило ему вспомнить об этом, как из головы непостижимым образом тут же улетучились все мысли о родной Ивановке, о родителях и о сестренке.

Теперь его нисколько не смущало то, что он находится в чужом доме и не знает, когда здесь принято подниматься - рано или поздно - и как начинать день. Аким смело опустился вниз, готовый если понадобится, то и разбудить хозяев. Правда, делать ему этого не пришлось. Кавалергардов был на ногах, кажется, он даже успел пройтись по саду. Был здесь и шофер Алеша. И завтрак уже накрыт на кухне, так что наш юный гений поднялся, как оказалось, в самое время.

После завтрака Кавалергардов с гостем отправились в город, в редакцию. К полудню под нажимом Иллариона Варсанофьевича был выбит аванс, пришлось полаяться с главбухом издательства. Ничего, выдал. Сумма показалась Акиму столь значительной, до сих пор он таких денег и в руках не держал, счел ее самым веским доказательством того, что он и вправду признан гением, что там признан, на самом деле является таковым.

Кавалергардов, как и обещал, договорился о том, чтобы в одном из лучших магазинов оказали всевозможное содействие в экипировке юного гения. После этого шеф поручил секретарше Лилечке Акима, дал в ее распоряжение машину и наказал:

- Максимум через пару часов доставьте этого молодого человека сюда одетым, как говорится, с иголочки. Я верю вашему вкусу.

Лилечка старательно выполнила данное ей поручение и еще до истечения назначенного срока пред очи Иллариона Варсанофьевича предстал совершенно неузнаваемый Востроносов. То есть узнать-то его, конечно, можно было, вглядевшись в лицо, природные черты его никуда не делись, и все же он как бы стал другим.

Ах что делает с человеком одежда! Она может его возвысить, а может и развенчать, сделать важным, представительным, а может превратить в такого, что никто и внимания не обратит и не только внимания не обратит, а и посмотрит еще с презрением. Не зря же сказано: по одежке встречают. Не всегда, надо признаться, по уму и провожают, случается, по одежке и прощаются.

Оценивающе оглядев Акима, сам Кавалергардов сказал от чистого сердца:

- Ну, молодец. Молодец что надо.

- Мне бы домой, - просительно сказал Аким.

Хотя Востроносов больше, чем когда-либо, именно сейчас сознавал себя гением, он все же время от времени как бы забывал об этом и, когда это случалось, сразу вспоминал родную Ивановку, и родителей, и даже сестренку. А кроме того, теперь Акиму пуще прежнего хотелось появиться в новом одеянии в родном доме, пройтись по улицам Ивановки, показаться тем, кто его знал прежним с самого детства и мог поудивляться тому, каким он стал. Мы легко можем понять это желание нашего героя, ведь и нам самим бывает радость не в радость, если о ней не знают наши близкие и даже знакомые. И чем больше людей узнает и разделит с нами радость, тем больше радуемся и мы сами. Разве не так, дорогой читатель?